— Эсэсовцы из Бухека… они и тебя ищут… Командует Мейснер… — И с отчаянием заорал: — Мейснер из нашего городка… Ты же знаешь его!
Все это походило на наваждение, на кошмар, и вдруг Хольта как громом поразило: Мейснер вешает Вольцова! Первое его побуждение было бежать, бежать вниз на шоссе, к американцам, но затем в нем опять вскипела ненависть, перед глазами встали картины прошлого: Цише старший, лесопилка, охранники и их жертвы в полосатых куртках… И мысль в эти последние минуты войны обратить оружие против эсэсовцев погасила все другие соображения.
Он побежал по узким, кривым улочкам к рыночной площади, нашел подвал, превращенный в блиндаж, пересек сад и спрыгнул вниз. Окинул взглядом брошенное там оружие и боеприпасы. Феттер в страхе стоял у двери, выходившей в сад. Хольт вскарабкался на приставленные к окну ящики. Увидел рыночную площадь и на фоне выгоревшего шермана, всего в каких-нибудь пятидесяти метрах, группу людей. Услышал крик Вольцова. Потом круг разомкнулся, и Хольт увидел Вольцова. Руки его были скручены светло-желтым офицерским ремнем за спину, голова обнажена, и на шею уже надета петля. Его потащили к фонтану, в центре которого высилось нечто похожее на большой канделябр. В большом белокуром эсэсовце, распоряжавшемся всем, Хольт узнал Мейснера. Венерт, покачиваясь, стоял рядом и вытянутой рукой указывал на Вольцова, который рычал как зверь изменившимся до неузнаваемости голосом.
Все это увидел Хольт, но взор его будто застлала пелена. Вдруг пелена разорвалась. Веревку перебросили через канделябр. Хольт подумал: убийцы казнят друг друга!
Он спрыгнул в подвал, подхватил пулемет. Феттер, бледный и беспомощный, стоял в полумраке с автоматом в руках. Хольт поднялся с пулеметом и патронным ящиком к окну. Замок отвести, крышку поднять, крышку закрыть, предохранитель спустить, установить прицел, прижать к плечу.
А теперь да помилует вас бог!
Вольцов неподвижно висел над фонтаном. Эсэсовцы четко и резко выделялись в рамке прицела. Хольт нажал на спуск. Хлестнула очередь. Наконец-то! Вот вам за лесопилку! Вот вам за узников в полосатых куртках, вот вам за родителей Гундель!.. Он будто скинул с плеч бремя прошлого.
Первая очередь скосила трех или четырех стоявших перед фонтаном эсэсовцев. Вторая настигла Венерта, какого-то здоровенного детину и Мейснера. Венерт рухнул в чашу фонтана, а Мейснер повалился на мостовую. Остальные бросились в развалины. Но вот уже перед подвалом взметнулся песок и мелкие камни. Хольта обнаружили и теперь обстреливали со всех сторон. Осторожно! Они опасны, это их ремесло! Эсэсовцы подползали все ближе. Но и я опасен, я прикинусь убитым. Пулемет молчал. Человек шесть спрыгнули с развалин и бросились вперед. Длинная очередь прошила их и швырнула наземь. Еще хотите? Получите сполна!
Но что-то отвлекло эсэсовцев. Хольт видел, как спрятавшиеся за обломками фигуры начали бить куда-то вправо, будто им и оттуда грозила опасность. Хольт дал очередь. Эсэсовцы ответили на огонь. Перед окном брызнула земля. Хольт сменил ленту.
Вдруг у него за спиной, у выхода в садик, затрещал автомат и раздался крик Феттера:
— Американцы!
Американцы? Хольт выстрелил в эсэсовца, перебегавшего справа налево рыночную площадь. Тот на бегу уронил автомат а затем и сам повалился на мостовую. Стреляй в эсэсовцев! Бей вокруг, где только что покажется. Это конец!
Только вот Гундель хотелось бы хоть разок еще повидать! Очередь загнала бегущего эсэсовца за угол дома. Хольт соскочил с ящика. В саду трещали выстрелы. Вон отсюда! Не хочу умирать в подвале! Он побежал через сад. Феттер куда-то исчез. Между кустами мелькали солдаты в хаки. Хольт столкнулся с американцем, оба повалились наземь, кто-то наступил ему на руку и вырвал пистолет.

Заключительный аккорд
Первый лагерь был где-то в Тюрингии, в поле; отмеченный столбами квадрат, от столба к столбу проволока и две тысячи согнанных сюда отовсюду пленных офицеров и солдат всех родов оружия; среди них — Хольт, более суток не получавший ни пищи, ни воды.
Он лежал на земле, завернувшись в плащ-палатку. Свирепствовала дизентерия. Заболевал то один, то другой. Небо заволокло. Пошел дождь. Мелкий, пронизывающий, затяжной дождь.
Второй лагерь вмещал двадцать пять тысяч пленных. Перепаханное жнивье, огороженное колючей проволокой. Лили дожди. Земля раскисла. Пленные по колено вязли в грязи. Их не кормили. И здесь протекавший через лагерь ручей служил водопроводом, а заодно и отхожим местом. Все поголовно болели дизентерией и поносами с рвотой. Были смертельные случаи.
Хольт сидел на мокрой земле, подтянув колени под самый подбородок и укрывшись с головой плащ-палаткой. Спускались сумерки. Дождь кончился. Грязь схватило морозом. Тело закоченело. То, что некогда было Вернером Хольтом, зенитчиком, бойцом трудовой повинности, танкистом, медленно угасало.
С тех пор как американцы обезоружили Хольта и он очнулся в плену, его душевное напряжение не ослабло. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним с необыкновенной ясностью возникали взрывающиеся, горящие танки, трупы, искалеченные тела раненых, видения рушащегося мира. Вставали воспоминания: пылающий город, лесопилка, узники в полосатых куртках… Картины потухали, их застилал туман.
Серое небо, моросит дождь. Пленные, спина к спине, сидят в грязи. Безмолвие. Часовой по ту сторону колючей проволоки вытирает мокрое лицо. Дуло автомата звякает о край каски.
Хольт прислушивается: шумит дождь — и только. Прислушивается к тому, что в нем самом: пустота, одна только пустота. Закидывает голову. Мелкий дождь брызжет в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183