опрокинули вторую цепь атакующих, обтекая горящие дома, ворвались в деревню, подавили последние жалкие группки, и не стало «штурмового батальона», не стало резервов, и остатки сводных рот обратились в беспорядочное бегство. В ямках, в кустах, далеко позади прежних линий кое-кто все же уцелел.
Хольт лежал в траншее, рядом с ним — труп с лицом землистого цвета. Русские шквалом пронеслись над головой Хольта, словно страшное наваждение. В свете ракет перед ним возникли какие-то зыбкие тени и силуэты. Очередь за очередью выпускал он в пустоту; призрачные фигуры перескакивали через окоп. Вдруг он увидел нацеленный на него штык, но успел выстрелить из парабеллума, и сразу же тяжелое тело его придавило. Отбегавший назад Вольцов спрыгнул к нему в окоп, поднял пулемет на бруствер, потом оттащил труп в сторону. Феттер и Бургкерт тоже вернулись. Вольцов прохрипел:
— Точно дьяволы!.. Истинные дьяволы!
Бургкерт крикнул:
— Чего залегли! Отходи назад!
К ним присоединились отбившиеся от своих частей солдаты, люди с блуждающими глазами, и, минуя горящую деревню, они устремились на запад, все дальше на запад, пока их снова не встретили огнем.
— Вперед! — заорал Бургкерт. — Вперед! Ура!
Стрелки в маскхалатах начали было окапываться, но тут же отбросили лопаты и взялись за автоматы. Рукопашная. Два разноязычных «ура» слились воедино. Оглушительные разрывы ручных гранат, удары прикладами, вспышки автоматов. Хольт споткнулся, припал на колено, автомат расчистил ему путь — перед ним образовался темный проем, и он бросился в него.
Затем переход через бесконечную равнину, над которой занимался молочный, ледяной рассвет. Хольт, шатаясь, брел по снегу. У него не было никаких мыслей. Лишь картины ужасов и самый ужас, который вгрызался в душу, чтобы остаться там уже навсегда. В небольшой рощице оголенных, причудливо изогнутых ив они устроили привал. Все фляги были полны водки: пей, лакай, оно помогает! Поднимает дух!
Наконец зазвучала человеческая речь.
— Вот дела-то! — простонал Бургкерт. — У русских три взвода на полкилометра, а поди их останови!
Вольцов выпил.
Хольт черенком ложки рисовал палочки на снегу. Как он ни обессилел, слова Бургкерта вывели его из апатии.
А мы? — подумал он.
Мы терпим поражение. Мы хорошо обучены, превосходно вооружены, у Бургкерта боевого опыта на десятерых хватит, и деремся мы отчаянно. Но нас бьют, опрокидывают, гонят. Почему? Я словно в параличе каком-то. А не сознание ли это… неправоты? Не оттого ли, что мы знаем: все ложь!
А они?
Поставь себя на их место, сказал мне когда-то Гомулка. Поставь себя на место человека, у которого эсэсовцы перебили всю семью… К тому же начали ведь не они!.. Хольт сидел на снегу, вытянув коченеющие ноги, и мучительно думал. Наши избалованные победами войска напали на них. Мы дошли до Волги, прорвались на Кавказ — ни один из нас и ломаного гроша не дал бы за всю их армию. А они поднялись, и разбили нас, и продолжают бить, преследуют по пятам, они гонят нас, гонят уже три тысячи километров, и сил у них все прибавляется. И вот они перешли Одер!
Среди них нет никого, кто думал бы, как я: все жертвы напрасны. Кто бы втайне сознавал: не должно быть, чтобы такое побеждало! Кто бы сам себе признался: все ложь.
Может быть, оттого русские и непобедимы.
Они сидели друг подле друга и молчали.
Они двинулись дальше. Наконец-то большое село. Опять заградительный отряд. Эсэсовцы. Ротенфюрер набрасывается на них:
— Почему оставили позиции?
— Позиций и в помине нет, парень. Есть только русские — молодец к молодцу. Погоди, скоро они и сюда доберутся! — И Бургкерт отодвинул ротенфюрера в сторону.
Голос Феттера:
— Из Франции, значит, прикатили, ну и ну!
Какой-то капитан, дрожа от нервного возбуждения, кричал:
— Одиннадцатая танковая? Нет здесь никаких танков, танки в Бреславле, но нет экипажей! Нечего вам здесь околачиваться! Получайте направление в Штрелен!
Дребезжащий грузовичок, подпрыгивая на ухабах, катил по снегу на запад. Навстречу попадались войска, сводные роты, батарея минометов, ПТО, несколько самоходных лафетов, обозы. Где-то за спиной грохотала тяжелая артиллерия.
В Штрелене их попытались сунуть в сводную роту и снова послать вперед.
— Увиливаете? Давай обратно на фронт!
Бургкерт врал напропалую. Все они, мол, радисты, прошедшие специальную подготовку. Их место в крепости Бреславль! Командование армии!
И вот у них в руках предписание отправиться в Бреславль.
В Штрелене скапливались штабы, войска, обозы, роты трудовой повинности, команды военнопленных — людской поток все прибывал и прибывал. Когда канонада на востоке усилилась, началась паника. Каждые полчаса полевая жандармерия прочесывала рестораны.
В каком-то кафе Хольт в изнеможении рухнул на стул. Машина только вечером должна была отправиться в Бреславль. В зале было тепло и душно. Вольцов выругал поданное им горячее пойло. Бургкерт выплеснул лимонад под стол и налил себе водки нз запасов, которые в целости и сохранности вынес из боя. Он быстро осушил бутылку и тут же уснул.
— Недурно бы попасть в один экипаж с Бургкертом, — заговорил Вольцов, — при условии, что у него будет вдоволь спиртного. Он только и жив, когда пьян. — Вольцов остановил спешившего мимо штатского и выхватил у него газету. Развернул: — Сегодняшняя! Сообщение из ставки фюрера… »Неоднократные попытки врага переправиться через Одер между Козелем и Бреславлем были отбиты…»
Ничего себе, отбиты, — подумал Хольт. Вольцов закурил.
— Вернер, слушай! «Что решит борьбу на Востоке?»
— Должно быть, про новое оружие! — вставил Феттер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183