Никто бы не ушел… Не впервой же!
— Что читаешь?
— «Шамиль». Это не про Басаева, а того, что при царе здесь шуровал.
— Ну, как тебе? — я ее прочел еще дома.
— Надо денег за голову Басаева и многих других объявить, сами в мешке башку притащат. Они же продажные.
— Не все так просто, как хотелось бы. Давай поедим, да поеду на подмогу.
— Там все нормально. «Зверя» выпустили, он пару табуретов зубами поломал, арматуру на шее завязал у одного из душар, те и «поплыли».
— Откуда такие подробности? — усмехнулся, на что Зерщиков способен — знаю, даже представил, как это все было.
— Сам Зерщиков прибегал, у товарища подполковника сигареты кончились. Вот и рассказал. Потом «Зверюга» собирается кирпич крошить пальцами.
— Его энергию, да в мирное русло — цены бы ему не было.
— Не получится, — убежденно сказал боец. — Он слишком ленив, чтобы чем-то полезным заниматься. — Тем временем он из-под одеял достал котелок с кашей, ложку, налил чаю, все протянул мне. — Кушайте. Приятного аппетита.
— Спасибо. — Я не пошел к себе в комнату, а тут же принялся есть.
— Товарищ капитан, а можно я потом возьму у вас что-нибудь почитать? Мне ночь дневалить, а тут немного читать. — Он кивнул на книгу.
— Бери, только потом верни. До армии много читал?
— Нет. Я тут много понял.
Мне уже стало интересно.
— А что понял?
— Жизнь понял. — Голос уверенный, убежденный.
— Ну, хорошо! Спасибо за ужин. Посуду уберешь?
— Идите, я все приберу.
Вот и «Жигули». Завел, включил фары и поехал. Нет, чтобы не говорили, а самый лучший свет фар именно у «шестерки». Ездил я в Красноярске и на иномарках, но все равно, не тот свет, а здесь — прекрасно видно.
Колонна проехала два раза по разбитой дороге. Туда-сюда. И размесила эта длинная колонна все дорогу вдрызг. Я лавировал между гребнями и ямами.
Возле школы стоял БТР Калины, разведчики-бойцы курили рядом, главного гоблина не было видно.
— Где ваш командир? — спросил я у бойцов.
— В подвале, там работы много.
— Трупы не выносили?
— Не-а, все живы. Не дают нам, — хохотнул кто-то из темноты. — Они бы у нас быстро сознались во всем. Но командир сам там нас не пускает, приказал, если прокуратура появится, не пускать их ни под каким соусом.
— Да уж вряд ли они сунутся. Ночь на дворе.
— Они сейчас пьют на Ханкале, победу празднуют.
— Откуда знаете?
— Разведка знает все!
— Логично. Меня пропустите?
— Так вы же не из прокуратуры, с нами были. Конечно, проходите, тут аккуратно, ступенька сломалась. Придурок «Зверь» вытащил кирпич.
— Зачем, вон их сколько в округе валяется. — Я удивился, чего-чего, а строительного хлама и мусора везде было полно.
— Вот и мы спрашиваем — «Зачем»? А ему лень идти куда. Он его пальцами раскрошил. Придурок. Но духи полные штаны наделали, когда он завязал арматурины на шее узлом, и стал этот узел у каждого по очереди затягивать.
— Тут каждый в штаны от страха наделает.
— Ну да. Они же просто люди, хоть и духи. А жить все хотят.
— Ну, давайте, провожайте, чтобы шею не сломать в потемках. — Я шагнул в темноту подвала.
Боец быстро проводил меня вниз. От незнания действительно можно было кувырком упасть.
Пленных развели по углам, тихо вели допрос. Ступников, Молодцов, Гаух допрашивали по двое пленных, а Калина и Разин — по одному.
Подошел к Ступникову, тронул за плечо.
— Не помешаю, товарищ подполковник?
— Нет, конечно. Да почти закончили.
— Понятливые?
— Хорошие ребята. Сначала дурака включали. Мол, мирные беженцы. И ранения получены при уборке снега и расчистке грязи. Но все вместе им объяснили, и у них враз прошел приступ массовой амнезии, и они чертовски интересные вещи рассказывают. Кстати, а ты знаешь, что Калину и нас с тобой уже хотели оттащить на Ханкалу и допрашивать в качестве подозреваемых?
— Я спал.
— Поэтому будить не стали. Доложили в ответ на запрос, что Калина лежит с острым приступом радикулита, ну а у нас с тобой сердечный припадок.
— А почему не наоборот?
— Ты посмотри на этого гоблина, разве у него может болеть сердце, — он кивнул на Калину.
Слабое освещение кидало причудливые тени по углам. Калинченко в этом неверном свете представлялся человеком-горой.
— Да, ты прав, у этого сердце болеть не может, разве только с глубокого перепоя.
— Мячиков звонил, сказал, чтобы мы не дрейфили, отбиваемся. Главное — результат. А его столько, что хоть сейчас разворачивай колонну — и вперед, то есть — назад, тьфу, запутался, ну, то есть на Старые Атаги.
— Так все серьезно?
— Хуже некуда. Мы с тобой и половины не знали.
— Я думаю, что процентов десять мы с тобой знали, Саша.
— Обижаешь, мы знали больше! — обиженно протянул Ступников.
— Долго еще? Давай помогу.
— Да, в принципе, я закончил. Так, сидим за жизнь базарим. Кто больше не прав в этих войнах.
— И какой счет?
— Один ноль в нашу пользу.
— Убедил?
— Да нет, конечно, просто мы его в плен взяли, а не он нас. Вот и весь аргумент.
— Понятно. Железобетонно. У него своя правда, а у нас — своя. Истина как всегда где-то посередине спряталась.
— Примерно так.
— Ну, что, — Саша обратился к одному из задержанных, — жить ты будешь, как я обещал. С афганцем твоим мы завтра разберемся, — тот хлопал глазами и следил за интонациями в разговоре, — время до утра есть, так что, мужик, думай. С друзьями посоветуйся, коллективный разум еще что-нибудь подскажет. И есть у нас такая программа, как защита свидетелей. Но надо быть очень важным свидетелем, чтобы под нее попасть Понимаешь, мужик?
— Да. — Задержанный кивнул.
— Я закончил. А вы, мужики? — обратился Ступников к окружающим.
— Закончил.
— И я.
— Я тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103