Там орудия нас не достанут. С автоматическим оружием не попрёшь на «зенитку». Но как-то атака захлебнулась, падали люди, падали и не шевелились. Раненых тоже было немало. Я приметил впереди симпатичный валун и нырнул под него.
Хороший камушек. Надо мной на полметра торчит и ширина приличная. Толстый такой камушек, сантиметров семьдесят в ширину. Спасибо тому ленивому, кто не убрал его. За таким камнем, как на груди любимой женщины, можно всю войну и провести. Если выживу, то можно с собой таскать, так, на всякий случай. Добрый камень всегда в хозяйстве сгодится. Можно кому-нибудь и на голову положить, а можно и головой об него кого-нибудь шваркнуть.
Лежу за ним, отдыхаю, перевожу дыхание. Перевернулся на спину, закурил. Хорошо. Война вокруг, но меня это вроде как-то и не касается.
Ну, ладно. Пора и осмотреться. Сначала, что сзади, что по бокам. Сзади встала наша техника. Боится Володя впереди пехоты пускать её. Правильно, спалить могут. Вот они и пытаются огнём своих пушек подавить огневые точки противника. Насколько знаю, у градобоек снаряды осколочные, по крайней мере, другие не попадались, и не слышал я о них. Так что они ему не страшны, только вот не выйдешь из техники, в туалет не сбегаешь.
Слева и справа бойцы лежат. Только нет у них таких камушков. Кто в канавку нырнул, кто так лежит. У многих позы какие-то неестественные. Огонь противника тоже поутих. Паритет.
— 73 -
Мы их достать не можем, только наши пушки и молотят за спиной, а мы их тоже не достанем. Лежим, смотрим друг на друга, примечаем кто где. Но как-то странно, что наши так быстро гибнут. И потом до меня дошло. Снайпера! Точно! Один выстрел — одна смерть. И уже никто не спешит на помощь раненым. Лишь кричат, подбадривают, но не более того. Надо что-то делать.
Володя сообразил и пустил дымы. Ветер дул нам в спину, противнику в лицо. Быстро все перед нами и нас тоже окутало, затянуло чёрным дымом. Молодец! Сообразил.
Слабая надежда, но не жить же здесь! Как мне нравился этот кумушек, но надо вырываться.
По цепи лежащих прокатилась волна — вперёд! Вперёд так вперёд. Главное прорваться до первых домов, а там поглядим кто кого. Собранность, сосредоточенность. Вперёд, вперёд. Никакого энтузиазма, просто вперёд.
Противник не видит нас и шпарит из всего, что у него стреляет, в тёмные клубы дыма. Я бы тоже так, наверное, и делал бы. А ещё бы я поводил бы стволом слева направо и наоборот. Чтобы побольше достать. И стрелял бы длинными очередями. Рожок махом кончается, а поэтому его перезаряжать надо. Как бы только угадать тот момент. Когда он его перезарядит!
Дым стоит не сплошной стеной, разрывы в нем видны. В этих разрывах и видны позиции противника. Он тоже видит нас. Рву бронхи, но ухожу в этот вонючий, осязаемый дым. В темноту и вперёд. Мои соседи тоже не молчат, стреляют, только вот в этой неразберихе можно и своего цепануть. Хотя какие нахрен они свои. Но не стреляю, берегу патроны. Хватило уже, как в прошлый раз, мертвецов обшаривать, ища патроны. Второй раз на одни и те же грабли наступать не будем. Патроны пригодятся в ближнем бою.
Вперёд. Дым редеет. Генераторы закончили свою работу. Теперь надёжа лишь на автомат и удачу.
Вот и первые строения. Из подвальных окон ведут огонь армянские защитники своей независимости. Я чуть левее от них. Пока не заметили, падаю на брюхо и вперёд, вперёд. Автомат в правой руке. Лишь бы мин не было! Представил, как живот разрывает мина. Бр-р-р! Ну его на хрен! Такими мыслями можно и беду накаркать. Пот заливает глаза, во рту привкус железа.
Героем я не хочу быть, и как Матросов на амбразуру ложится не буду. Не тот случай.
А вот по бокам видно, что много убитых и раненых. Кто лежит, вывернув руки назад, а кто стонет, пытаясь себя перевязать. Меня не заметили, как ящерица скольжу между камней. В училище, на полигоне ползали между лужами и кучами коровьего дерьма. Пригодилось.
Три, два, один метр! Меня не заметили. Кажется, что я не ползу, а, вдавливая себя в землю, вспахиваю её. Руки под себя, автомат приятно холодит грудь. Смахиваю очередной ручей пота со лба. Фас! Как пружина выпрыгиваю вперёд. Не бегу, лечу по воздуху. От напряжения перестал дышать, просто не дышу.
Вот она стена, сложенная из местного камня. Снизу, из подвала, в трех метрах лупит пулемёт, из второго подвального окна торчит ствол автомата. И тот и другой несут смерть. Мне везёт, мне невероятно везёт! Не заметили, увлеклись боем и не заметили. Внимательнее надо, мужики!
Бочком, бочком по стене, поближе к пулемётному гнезду. Автомат висит на ремне на левой руке. Достаю гранату, ввинчиваю запал, разгибаю металлические усики, рву кольцо. Время замедления после отлёта рычага секунд шесть, а может и меньше, все вылетает из головы. Но чтобы не рисковать, — она же может и назад вылететь! — разжимаю руку, рычаг отлетает в сторону, негромкий хлопок, но для меня он звучит оглушительно. Время замедляется, я смотрю на гранату, от запала медленно отходит небольшой беленький дымок. Слышу, как стучит сердце. Я без размаха просто закатываю гранату в подвальное окно, мгновенно отпрянув к стене. Больше у меня такой возможности не будет. Если что-то сорвётся — я труп. Напряжение нарастает, сердце колотится так, что кажется, что оно заглушает звуки боя, спина мокрая, пот стекает в штаны; кажется, что и штаны уже пропитались потом. Почему же она не взрывается!
И вот долгожданный хлопок-взрыв. Он прозвучал неожиданно громко, из окна повалил дым, вылетел какой-то мусор. Пулемёт замолчал. Замолчал автомат. Может, и его задело, а может, притих. Я прыжком перескакиваю через окно пулемётного гнёзда, швыряю вторую гранату к автоматчику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86