Меня продолжал бить мелкий, нервный озноб, правда, уже меньше, но нервное возбуждение не проходило.
На фронт! На войну! Одно дело просто к ней готовится, а другое — вот так. Смотрю на остальных. Все крепятся, не показывают вида, но возбуждение и страх проступают пятнами на лицах, желваки перекатываются под кожей, глаза блестят, движения нервные, суетливые. Охранники наши тоже не спокойны. С опаской поглядывают на нас. Мы также опасаемся их. Сейчас хватит искры, чтобы вспыхнула перестрелка. Только у них автоматы в руках. А у нас — Стечкины в кобурах, большие пистолеты, сидя их вынимать неудобно. Поэтому не будем их провоцировать. Витька от Аиды не отходит. Что-то ей шепчет, успокаивает, гладит руки. Не отпускает её от себя ни на миг.
Нас к формированию колонны не допускают, сами потом будут мучаться. Все идём сплошной колонной, ни разведки, ни технического замыкания, ни прикрытия от воздушного налёта. Мы научили ополченцев, как пользоваться и стрелять из переносного зенитно-ракетного комплекса «Стрела». Сами, правда, долго не могли сообразить, как производить пуски, но потом разобрались.
Понемногу нервная дрожь улеглась. Ехали мы третьей машиной от головы колонны. Командование батальона уселось на головную машину. Хрен с ними, если попадут под обстрел. Нам их не жалко. Постепенно мерная качка, малая скорость движения стала убаюкивать. Внутри все успокоилось, плюс немного выпили за начало пути. Пить больше не хотелось, разговаривать тоже. Я привалился к стенке и закрыл глаза.
Как назло зарядил дождь. Октябрь все-таки. Подумалось, что скоро Новый Год. Эх, мне бы телефон, хотя бы один звонок. В Герани переговорный пункт не работал. Может, ещё откуда-нибудь удастся позвонить. Как там Ирина и сын? Будем надеяться, что все у них хорошо. Мерный рокот двигателя, монотонное покачивание меня сморило, я уснул.
— 52 -
Меня разбудили. Темнело, мы заехали на ночёвку в деревню Касум-Исмаилы. Весь батальон разместили в школе. Почему-то военные любят школы. Чуть что, так и занимают их. В школьной столовой уже готовили ужин. Надо отдать должное Гусейнову, организация у него действует. Вокруг меня носился возбуждённый Виктор.
Я поймал его за рукав.
— Ты чего такой заведённый?
— Олег, только тихо, никому не говори. Ладно? — Витя не мог даже стоять на месте, его глаза лихорадочно блестели.
— Мы перешли в наступление и завтра будем уже в Степанакерте или Ереване?
— Да нет, это все ерунда, — кажется, Аида беременна! — Виктор мне это так прошептал на ухо, что его заложило.
— Не ори, оглохнуть можно.
— Нет, ты понимаешь, что это значит? — он тряс меня.
— Что сматываться надо побыстрее вместе с тобой и беременной женой.
— Я буду отцом! Это же здорово!
— Радуйся, только сначала выберемся отсюда.
— Как думаешь, Олег, на кого будет ребёнок похож?
— Тебе не все равно? Главное, чтобы был здоровый. Может, она ещё и не беременна.
— Может, но так хочется! Только никому не говори.
— Ладно, никому не скажу.
Я закурил. Теперь ещё надо заботиться и о беременной Аиде. Хреново. Когда пять мужиков будут уходить — это сложно, но когда ещё и беременная женщина — это сильно осложняет задачу. Хотя, может и все обойдётся. У этих женщин семь пятниц на неделе.
Лёгкий солдатский ужин, прерывистый сон. Я уже не вмешивался в ход операции. Мишку вызвали в штаб, он разместился в сельсовете. Через час он рассказал, что завтра мы должны вступить в бой и сходу атаковать село Шаумяновск.
Поехали утром. Был соблюдён такой же порядок построения колонны. Просто чудо, что нас никто не атаковал на марше.
— 53 -
Где-то около четырех часов мы подъехали к разрушенному селу Гюльсары. Больше половины домов были разрушены или полуразрушены. Над сельсоветом развевался азербайджанский флаг. Навстречу нам вышли ополченцы, которые уже три дня удерживали эту деревню. От их батальона осталось лишь семьдесят человек, если бы мы не подоспели, то они бы ушли под покровом ночи. Ополченцы даже не верили, что мы пришли, что им так повезло.
На Востоке у всех везде есть родственники, тут же начались расспросы. Много погибло. Три инструктора из наших пленных офицеров были убиты при обстреле из градобойных орудий. Узнали имена двоих, никто из наших их раньше не знал. Один был лейтенант Обатурин Вячеслав Георгиевич, второй — майор Моштяну Стефан Егорович. Оба из Ставки в Баку. Были похоронены на православном кладбище на окраине села.
Мы переписали данные наших погибших. Вырвемся — сообщим в Ставку. Сами мы уже давно обменялись адресами. Будет плохо, если кому-то придётся из нас навещать родных и близких. От этой мысли мурашки пробежали по телу.
По оценке оборонявшихся, против нас стояло около двух батальонов. Весёлая ситуация. Для успешного наступления необходимо, чтобы было троекратное численное превосходство, а получалось, что мы ещё и уступаем им в этой категории.
По селу ходили люди. Лица их были серы, впалые глаза, казалось, ничего не видели. Люди-тени в деревне-призраке. Бывшие жители бывшей деревни. Они не были рады встрече с нами. Теперь у них нет национальности. Этнические чистки с обеих сторон уравняли их всех. Теперь у них одна национальность на всех — беженцы.
Да и мы не ощущали себя освободителями. Нервозность вновь охватила всех. Мы не рвались в бой.
Вели с Ахметом отозвали меня в сторону. Сами они были возбуждены как остальные, они смотрели на меня, как будто я мог спасти их и всех родственников. А я сам себя не знал как спасти. Но надо было поддержать марку, я солидно пыжился и кивал головой.
В голове крутилась мысль, что нет у нас связи. Связи нет. Нет связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86