По всем раскладкам тех, кто нас допрашивал, мы все должны были умереть здесь в едином порыве, но не допустить пуска ракеты, не говоря уже про захват КП и стартовых позиций.
От всех разумных доводов они отмахивались.
Эти приехавшие умники от нас допытывались, почему же никто не организовал преследование и захват банды? Этот вопрос вызывал у всех истеричный смех. Тогда они попытались сами организовать преследование. Они даже связались с местной милицией, те просто бросили трубку. И только поняв тщетность своих попыток, они успокоились, правда, попытались все свалить на нас. Мы все устали от этих допросов, издевательств как со стороны партизан, так и со стороны официальных властей.
Многие из приехавших отлично понимали, что никто не будет заниматься поисками и наказанием Гусейнова и его компании. Российские части находились на территории чужого государства, которое нас ненавидело всеми фибрами своей кавказской души. И мы, как офицеры, верные присяге, несли службу, которая, по большому счёту, абсолютно никому была не нужна. Родина о нас вспомнила только для того, чтобы скрыть свой позор.
Многие офицеры разъехались по своим национальным квартирам. Некоторые даже заняли руководящие посты в министерствах обороны своих республик. Сами присылали письма об этом. Только нам Россия приказала оставаться здесь и нести службу, что мы исправно и делали.
Многие республики бывшего Союза уже заявили, что видят Россию в качестве потенциального противника и строят свою политику на противодействии ей. Скоро будем воевать с бывшими сослуживцами. Кто думал, что такое может произойти!
Особое внимание в ходе расследования, конечно, уделялось фигуре Модаева. Теперь все были под подозрением, а вдруг ты тоже предатель? Пару человек увезли в штаб армии. Одного, с которым он учился, и второго, кто имел несчастье быть с Модаевым соседом по лестничной площадке. Часто вместе выпивали. Вот так-то, выпил с соседом, а оказалось, что предал Родину!
На следующий день пришёл приказ министра обороны России о расформировании нашей части. Все мы должны были сдать технику, вооружение, имущество прибывающим эвакуационным командам, все, что нельзя демонтировать в трехдневный срок, специально прибывшие сапёры должны были взорвать.
До того, пока не вывезли последнею ракету и блок аппаратуры, с нами постоянно находились представители прокуратуры и особого отдела. Они во все глаза смотрели, не замышляем ли мы, чего доброго, украсть что-нибудь. Было противно и мерзко. Поэтому частенько все прикладывались к своим и чужим запасам спиртного.
Так как обслуживать больше было нечего, остатки казённого спирта выпили в рекордно кратчайшие сроки. Потом вспомнили и про коньяк. Достали и выпили все, что было.
По ходу сдачи все должны были прибыть в штаб армии, получить предписания к новым местам службы и отбыть. С каждого из нас все кому не лень взяли подписки о неразглашении того ЧП — позора, который произошёл.
Батю, по слухам, взяли под стражу, но после вмешательства командующего армией выпустили. Его судьба для всего личного состава оставалась неопределённой. Наша, впрочем, тоже.
Я, как связист, должен был уезжать в числе последних.
Вот и уехал!..
— 12 -
Я плюю на пол от злости. Сколько времени я уже здесь? Суток трое-четверо, а может всю неделю? Света дневного нет, часов нет, отмерять сутки по выдаче пищи тоже нельзя. Сейчас кормят то ли два раза в сутки, то ли раз. Не поймёшь. Дают то баланду какую-то, то заплесневелый, твёрдый и вонючий хлеб. Как раз для наших распухших дёсен. От многих зубов остались обломанные пеньки корней.
Несколько дней назад двое наших, что сидели в другом конце коридора, напали на охранника — их застрелили. Нет больше ни Кости Сергеева, ни Мишки Александрова. Нет их и все. После этого нас стали жестоко избивать.
Слышны шаги по коридору. Идут двое. Странно, не слышно звука волочащегося тела. Обычно нас по очереди выводили на допрос, затем по одному затаскивали в камеру, бросали, брали другого. Когда было четверо, было легче. Пока дойдёт до тебя очередь в этой «карусели» пыток успеешь немного отдохнуть, восстановить силы — и физические и душевные. А сейчас не слышно, что тащат полумёртвое тело Витьки Богданова.
Уроженец Красноярска, выпускник училища 1991 года, лейтенант Богданов был захвачен вместе с нами. Его, как самого молодого, командиры оставили для сдачи техники и вооружения. Дурдом, конечно, но теперь Витек мой сосед по камере. Он невысокого роста, сухой, хороший спортсмен, как всякий холостой лейтенант — бабник, не дурак выпить. В наш славный коллектив влился быстро, и вместе со всеми тащил нелёгкую лямку БД (боевого дежурства). Он и в мирной жизни не отличался особой говорливостью, сейчас почти замолчал, только матерится отчаянно. Неужели кончили Витька? Похоже, что моя очередь.
Сопротивляться глупо. Свою долю боли я уже получил сегодня. Если Виктора убили, значит и моя судьба такова. При одном условии, если не соглашусь. Соглашусь обучать их ополченцев — выживу. Троих моих товарищей уже убили, значит, и мой черёд пришёл.
А как раньше было! Нас привезли. Поначалу Гусейнов с нами пытался играть в интеллектуала. Он вёл себя как барин. Кормёжка два дня была хорошая, коньяк тоже присутствовал. Однажды он пришёл в особенно благодушном настроении.
— О, как мои друзья поживают?
Мы молчали. Что говорить? Потом начался обычный словесный понос. Гусейнов разорялся о независимости, о долге, патриотизме.
— Вы можете все получить от меня. Хотите деньги, власть, оружие, женщин, квартиры, машины? А также у меня для вас есть маленький сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86