Жермен улыбнулась, благодаря меня взглядом.— Она смеётся, — сказал Иван, — если ты так много знаешь, она не расскажет для твоего интереса ничего нового.Антуан был прав, тут надо держать ухо востро.— Скажи ей, что мы как раз знаем очень мало, но хотели бы знать все, что было, особенно про последний бой «кабанов». Пусть Антуан расскажет сначала, где мы были, что узнали и увидели.Они начали свой разговор. Я сидел, потягивая мартини, и наблюдал за Жермен. Сколько ей лет? Тогда, по меньшей мере, было восемнадцать, а то и больше, всё-таки связная особой группы. Значит, сейчас за сорок. Этого, однако, не скажешь. Выглядит моложе. Умеет владеть собой. Тоже, видимо, не прочь выведать, что я о ней знаю.Иван приступил к переводу. До чего же нелепо он изъяснялся на родном языке, смех и грех. Мне уж надоело поправлять его.— Жермен говорит, что она два года состояла связной и часто прятала русских партизан и американских лётчиков, когда ей велели. Шеф Жермен имел связь с Лондоном, сервис «Д», а она была при этом сервисе сержантом. В сорок третьем году они сделали передачу русских списков в Лондон, но она не помнит, был ли там Борис написан, тогда она ещё не свела с ним знакомства.— Английскую награду она после войны получала? — спросил я. — Это было в Льеже, да?Антуан посмотрел на меня с некоторым удивлением, но я не стал объяснять ему.— Она говорит, что боролась с бошами не ради орденов, она патриот ихней родины.— Ясно. Тогда спроси, знает ли она монаха Роберта Мариенвальда, он ведь тоже на англичан работал.Жермен прошла в дом и тут же вернулась со шкатулкой в руках. Шкатулка была большая, с инкрустацией. Жермен порылась в ней и достала небольшую фотографию: чёрный монах собственной персоной, но только в белой сутане с муаровой накидкой. Он стоял, благолепно сложив руки, рядом с ним кюре с молитвенником, ведущий службу, перед ним мальчик с деревянным крестом на груди. На заднем плане на скамейках прихожане: лишь женщины и дети. Значит, война.— Так она отвечает на твой вопрос, — сказал Иван.— Чёрный монах просит благодати у всевышнего, — заметил я, переворачивая фотографию. — Тут и надпись. Спроси, Иван, можно ли прочитать её?Жермен кивнула, продолжая копаться в шкатулке. Иван перевёл: «Дорогой Женевьеве — мсье Роберт».— Женевьеве или Жермен? — переспросил я.— Женевьева — её покойная тётка, — пояснил Иван, справившись у Жермен. — Сегодня она мало с ним встречается, он даже продукты берет сейчас в монастыре.Так, так, выходит, что и Мариенвальда придётся записать на белый камень.Иван продолжал:— Она хочет показать тебе более интересную фотографию. Так она уверена, что это будет интереснее, чем жадный поп.Ба, да это отец! И не один. Рядом стоит густобровый мужчина с усами щёточкой. На мужчине партизанский берет со звездой, в руках автомат. А отец простоволос и без оружия, на шее намотан клетчатый шарф. На обороте размашисто написано по-русски: «Дорогой Жермен на долгую память в дни партизанской жизни от Бориса. 10. 07. 44 года».Всего за десять дней до смерти писал отец, но фотография сделана раньше. Они стоят на фоне деревьев, листья только начали распускаться, это мог быть апрель. Сбоку виднелся угол хижины.Я внимательно рассматривал карточку, стараясь не упустить подробностей. Второго мужчину я тоже видел, это точно. Антуан заглянул сбоку, кивнул мне в поддержку. Я достал из папки журнал «Патриот». Так и есть, отец снялся с Масоном.— Узнай, Иван, кто стоит рядом с отцом? Скажи ей, что это очень важно для нас.— Это Альфред Меланже, — тут же ответила Жермен. — Они оба были «кабанами» и сильно дружили между собой. Альфред был командиром, а Борис ему помогал. Потом Борис спас Альфреду жизнь, а сам погиб.Антуан тоже был поражён и опередил меня:— Разве Альфред не погиб?— Она его видела после освобождения, перед арденнским наступлением бошей, — ответил Иван. — Бориса уже убили, а Альфред был ранен. Борис тогда спас Альфреда, и он уполз от моста. Альфред говорил ей, что в него потом стреляли из угла, и он знает, кто это делал. Он говорил ещё, что у него в Арденнах много врагов. Тогда он оставил ей свою визит-карту.— И Жермен может сказать, где Альфред живёт сейчас? — Что за чудеса раскрывались нынче! Чем больше я узнаю, тем больше встаёт вопросов, а я ещё ни на один не нашёл ответа.— Одну минуту, — Жермен порылась в шкатулке. Крышка была откинута, я видел там всякие фотографии, безделушки, конверты, медали с пёстрыми колодками.Жермен развела руками, но, встретившись со мной взглядом, смутилась и снова принялась с явной досадой рыться в шкатулке.— Она говорит, что ещё в прошлом году видела эту карту, а теперь не видит её. Она у Ива спрашивает, — уточнил Иван. — Но Ив тоже не знает, он говорит, что не вмешивается в её сердечные дела. Но она всё-таки постарается найти эту карту, мы можем позвонить к ней.— Где жил Альфред? Она не помнит?— Тогда он жил в Марше, но улицу она не помнит. Она к нему не поехала.— Ладно, Иван, замнём для ясности. Спроси, почему Альфред говорил, что у него в Арденнах много врагов?— Потому что это был особенный отряд, они карали предателей.— Говорят, что «кабанов» тоже предали, так ли это? — я искоса глянул на Жермен, чтобы не пропустить, как она будет реагировать.— Я такой вопрос не стану переводить, — нежданно обиделся Иван.— Ну, ну, Иванушка, опять ты за своё, — засмеялся я. — Что тебе стоит, переведи. И без того ты даёшь ей время на обдумывание. А то сам спрошу, словарь при мне.Иван неохотно перевёл. Я следил за Жермен. Она спокойно выслушала вопрос и внимательно взглянула на меня. Иван заулыбался:— Вот видишь, я же тебе говорил. Она со мною согласная:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107