Куда улетели те пули? Я потряс ленту, чтобы обить землю, и она распалась на два куска. Антуан поднял второй кусок, обтёр руками. Я смотал ленту в клубок — вот и все моё «наследство».— Послушай, Антуан, — спросил я, — а ты сам-то каким образом в хижине у «кабанов» оказался?Шульга перевёл мой вопрос, и Антуан громко рассмеялся. Они быстро заговорили. Я ждал.— Ты, наверное, только сейчас подумал, что Антуан и есть тот самый предатель, — сказал Иван и тоже засмеялся. Он говорит, что всё время ждал, когда ты спросишь его об этом. Он говорит, что ихний комиссар Мегрэ первым делом дал бы ему такой вопрос. Наверное, ты посчитал его шпионом, ведь Антуан знал дорогу до «кабанов» и мог показать её бошам.— Вот это выдал текст, — я тоже засмеялся. — Я ж не Мегрэ. Да и сам Мегрэ тут ничего не распознал бы: двадцать четыре года прошло, никаких вещественных доказательств, только лента пулемётная, фляга да нож.— Какой нож? — уставился Иван.Я показал ему нож из хижины.Антуан начал говорить. Иван послушно переводил.— Он говорит, что сначала ты сам должен угадать, как он попал в эту хижину.— Откуда я знаю? Наверное, отец приехал к ним в Ворнемон. Дела какие-нибудь.— Антуан даёт тебе Гран-При: ты угадал. У Бориса были партизанские дела. Тогда Антуан ещё ничего не знал про хижину и думал, что больше никогда не увидит Бориса. Но рядом с его домом у леса стоит отель, и однажды ночью Антуан услышал, что партизаны приехали туда на машине делать реквизицию. Он побежал к ним, чтобы они взяли его в свой лес. И это были «кабаны». Борис узнал Антуана, они обнялись. В то время уже и у них в Ворнемоне был партизанский отряд, им командовал отец Антуана Эмиль Форетье. Антуану было тогда семнадцать лет, и отец не брал его на саботажи и не давал оружие. Антуан был только связным. И он хотел убежать в лес, чтобы стать настоящим партизаном. Но Борис тоже сказал: «Мы не можем взять тебя с собой, подожди, когда ты ещё немного вырастешь. А пока носи продукты и табак в нашу хижину». Ихний командир, которого прозывали Масон — я правильно говорю: Масон, может, надо сказать по-нашему: каменщик? Правильно? Тогда Масон заупрямился и не хотел показать Антуану, где хижина. Но Борис сказал: «Мы можем ему доверять, как себе». Они показали ему хижину, и Антуан ходил туда с продуктами. Тогда он и познакомился со старым Гастоном…— Интересная картинка, — перебил я, подходя к ближней сосне. — Взгляните сюда, друзья. Вам это ни о чём не говорит?На высоте человеческого роста на шершавой коре были отчётливо вырезаны ножом две буквы, конечно же, те самые M и R.Антуан присвистнул и принялся бродить вокруг сосны, принюхиваясь. Потрогал руками надрез и снова присвистнул.— Чему вы удивляетесь? — спросил Иван.— Те же самые инициалы, что и на ноже. Тебя это не удивляет?Иван сосредоточился и тоже подошёл к сосне. Разрезы на коре не были свежими, это было видно невооружённым взглядом. Но кто мог это сделать? И зачем это понадобилось?— Это вырезано много лет назад, — объявил Шульга.— Нет, — возразил Антуан. — Буквы вырезали в начале лета, потому что в надрезах не видно следов смолы.— Ты говоришь так, словно я не понимаю дерева, — обиделся Иван. — Сосна слишком старая, она не обязательно должна давать сок.— Пари, — предложил Антуан. — На сто франков.— Мне остаётся лишь надеяться, — сказал я, — что я буду свидетелем того, кому достанется выигрыш. ГЛАВА 7 В давние времена говаривали: точность — это вежливость королей. Наш просвещённый век и тут произвёл поправку: точность — вежливость президентов.Мой президент, само собой, был сверхвежлив. Без двух минут десять янтарный «пежо» показался на нашем дворе. Рядом с президентом сидела женщина. Я подумал, разбежавшись, что сама мадам президентша прибыла, но женщина вышла из машины и заговорила по-русски, да ещё на певучем украинском говоре. Мы познакомились. Это была фрау Шуман.Президент так и сверкал белоснежной рубашкой, перстнем, линзами фотоаппарата и даже синтетическим пером на шляпе личной переводчицы. Плащ от Бидермана, костюм от Анкоза — доступно и достойно. И разговор у нас пошёл самый что ни на есть изысканный.— Сегодня прекрасная погода, — говорил президент, радостно оглядывая горизонт.— Совершенно согласен с вами, отличная видимость. Лучший день за то время, что я в Бельгии.Президент заулыбался ещё радостнее:— Надеюсь, он окажется лучшим вашим днём не только благодаря погоде, но и благодаря тем удовольствиям, которые нам предстоят.— Я полностью в вашем распоряжении, мсье президент.— Тогда вперёд, навстречу нашим удовольствиям, — объявил он, натягивая замшевые перчатки.Я прихватил чемоданчик, заветную папку. Сюзанна помахала нам, и мы тронулись.По просьбе президента фрау Шуман села впереди. Она, конечно, не немка; муж её был немцем, а она русская. Они жили под Одессой на станции Раздольная. Никогда не думал, что в маленькой Бельгии окажется столько русских, каково-то им живётся вдали от Родины?Светский разговор продолжался в машине.— Вы посетили вчера могилу в Ромушане? — спросил президент. — Надеюсь, она вам понравилась?— Прекрасное надгробие, — отвечал я. — Жаль только, кюре на месте не было.— Всем нашим людям уже дано распоряжение находиться на месте в воскресенье, когда будет проходить церемония. Тогда мы и познакомим вас со всеми ими. Уход за партизанскими могилами — одна из почётных задач нашей организации…У меня была своя задача — знакомиться с людьми, узнавать, восстанавливать прошлое. Поэтому я спросил о своём:— Не помнит ли мсье президент, говорил ли он о моём приезде Роберту Мариенвальду?Так я и предполагал: президент вскинул брови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107