Веллингтон-стрит, двенадцать.— Тридцать четыре, — машинально отозвался Щёголь.— Привет от Чарли! — Антуан щёлкнул его по кончику носа. — А телеграмму ты уже дал? Не забыл ли ты пароль, Щёголь? Могу напомнить. Каково-то тебе сейчас, «дружочек»?— Мне очень плохо! — И только тогда до него дошло, что он сболтнул. Он закрыл лицо руками и, наверное, попробовал проглотить свой язык, но у него и это не вышло. Колени его подогнулись, и он присел в натёкшую с него лужу.Я подошёл, чтобы рассмотреть его поближе. Я глядел на него даже с нежностью. Слабоват ты стал, Щёголь. В тираж пора. А то что же получается: Луи на пенсии, Антуан ишачит на тебя, как вол, бедного Ивана ты прижимаешь. А сам позваниваешь колокольчиком и шатаешься по всему свету вплоть до иностранного города Сиднея? Да здравствует неравенство! Да? Так больше не пойдёт, мой миленький!Констант ничего не поняла из разговора Антуана со Щёголем.— Привет от Виля, господин инспектор.— Кто это такой? — спросил он.— Мне, право, неудобно, господин инспектор. Я же иностранец… Спросите у своих соотечественников, об этом Виле вся Бельгия знает.Констант захлопала в ладоши. Я подошёл к Щёголю и приподнял его за подтяжки.— Примите, господин инспектор, этот ценный груз. Перед вами четвёртый участник ограбления льежского банка, совершенного в сентябре сорок четвёртого года полковником Вилем. Не так ли, мсье экс-президент?Тот помалкивал.— Се ля ви, — сказал Антуан.— Папку «кабанов», похищенную из архива генерала Пирра, вы можете взять в портфеле, господин инспектор. У кого есть вопросы?— Но мотив, мотив? — с улыбкой подивилась Констант.Я просвистел ей песенку «Как прекрасно пахнут ананасы». За меня ответил Антуан.— Он очень хотел разбогатеть. Сорок лет, а он всё ещё рядовой учитель. И война уже кончается. На войне он тоже не стал героем. И тут он узнает, что полковник Виль собирается совершить налёт на банк, но вся четвёрка уже укомплектована. Двое рядом с Вилем, они ближайшие его помощники, их не тронешь. А четвёртый, Альфред Меланже, в лесу. И он предаёт «кабанов» вместе с их командиром, чтобы занять вакансию. Заодно он получает самое надёжное в мире алиби — могильную плиту, потому что тут ему ещё раз повезло: в день освобождения Льежа погибает его кузен Поль Делагранж, и Мишель берет себе его имя, надёжно и казалось бы навеки прикрыв своё преступление могильной плитой. О том, как он переменил имя, я уже рассказывал, для большей безопасности он разделил чужую фамилию на три части. И полковник Виль безбоязненно оставляет его в Бельгии, потому что ему надо иметь тут своего человека. Мишель заработал свою долю: тридцать семь миллионов двести пятьдесят тысяч. Капитал требует вложений, и тогда он вступает в сговор с бароном Мариенвальдом… Остальное, как говорится, дело техники. Я надеюсь, что наш инспектор достойно справится с этой задачей.— Ну что, ж друзья, — я обнял Антуана и Виллема, — дело о «кабанах» можно считать завершённым.— Дело об особом диверсионном отряде «Кабан» и полковнике Виле только начинается, — возразила Констант, деловито защёлкивая футляр аппарата. — Это будет лучший заголовок года, но я вам его не скажу.— Мерси, сударыня, — я поклонился.— А теперь мы пойдём в кабачок, — предложил Антуан. — Я знаю тут одно местечко, куда, бывало, хаживали Тиль и Ламме Гудзак. Там и поговорим. Кажется, мы сегодня ещё не завтракали.— Сначала вы пройдёте в полицию, — сурово заявил инспектор, — и я составлю протокол.— Кончай тянуть резину, инспектор, — сказал я ему. — Мы приглашаем.— Всё-таки вы хулиганы, — сказала Ирма по-русски, но её никто не понял. ГЛАВА 28 — Салют, Серж! С бонжуром, ребята…— Чао, Витторио. С благополучным.— А-а, привет! Выражаю тебе своё полное. Как съездишенз?— Банзай гезунд, Витю-сан. Кахен твейн делахт?— Комси комса, или, по-нашему, абсолюман. А каки васи делаете?— Токанава тояма, что означает в переводе: на том же уровне плюс пять процентози.— Значит, у тебя все о'кэй?— Ах, ребята. Если бы вы только видели! Этого ни в сказке сказать, ни пером написать, вы никогда не поверите, вы никогда не узнаете. Это надо видеть, это надо чувствовать, это надо обонять; какие шампиньоны я ел в сметане, это же умереть!— Смотрите на него — он уцелел!— Как же ты выжил, бедненький? Аж осунулся. Просто глядеть на него невозможно, до чего он осунулся.— А нам оставил?— Нам он выдаст сухим пайком.— Честно говорю, ребята. Какие шампиньоны! Такие и в сладком сне не приснятся. Сюзанна, жена Антуана, готовила.— Я всегда знал: в нём погиб великий чревоугодник.— Значит, он ещё и насюзанился? Вот это парень!— А что? Осанка у него вполне. Сразу заметно: человек ел шампиньоны.— Клокочете мелкой завистью? Насчёт Сюзанны ты мимо дал, Сержик. Я же вам от души рассказываю. Этот Антуан, знаете, какой парень! Антуан — это человек.— Партизан?— Что за вопрос!— А как по-ихнему партизан?— Так и будет — партизан. Это же французское слово.— А я-то думал, что партизаны только у нас были. Выходит, мы их у французов позаимствовали?— Что же сие означает?— Партизан — это буквально соратник.— Значит, мы твои партизаны?— Нет, ребята, это я ваш партизан.— Смотрите, как скромничает! Я его буквально не узнаю.— Перед нами новый человек!— А что? Нашампиньонился и сделался скромным — закономерная деградация.— Скромность украшает даже штурманов.— Наш Коля, к примеру, третьего дня не то что шампиньоны. — Комара съел. И ничего — помалкивает.— Коля съел Комара? И вы молчите?!— Наш Коля теперь в финале. Об этом знает весь мир и ближайшие планеты.— Так он же в деревню ездил?— Виват, Николя! Как же это произошло? Чистая или по очкам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107