- Молочка горяченького попить...
- Полежишь тут. Каждый день обещаю жене сходить к врачу и - не то, так это. Нам, речникам, только и передышки, что зимой, а началась навигация...
- Напрасно жалуетесь, товарищ капитан, - вмешался следователь Ремез. Это мы - среди камней, по горячему асфальту, в заводских дымах, а у вас тут нетронутая природа - река, лес, воздух. Одним словом, красота!
Рядом с Ремезом, опершись локтями на колени, щурился следователь прокуратуры Котов, который принял к своему производству это дело. Он что-то буркнул, услышав эти слова, и покосился на коллегу. Белолицый судебно-медицинский эксперт Куманько, как всегда одетый так, словно собрался в гости, придерживал одной рукой кожаный чемоданчик и всматривался в пену за кормой. Молчал и Гринько; он думал о Ванже, радовался, что лейтенанта сейчас нет на катере. Пока вернется из Крыма, Нину, если это она, успеют похоронить. Но ох как инспектор Гринько надеялся, что девушка, найденная в рыбацкой сети, не Нина. Он понимал, что желать смерти еще какому-то, пусть даже совсем незнакомому человеку по меньшей мере жестоко и аморально. Именно это, видимо, имел в виду и старший лейтенант Очеретный, когда спросил: "Две беды лучше, чем одна?" "Но я же не желаю смерти живому человеку! - думал Гринько. - Эта девушка все равно мертва, и тут ничего не поделаешь".
Высокий мужчина в форменной фуражке рыбинспекции встретил милицейский катер с нескрываемым облегчением.
- Здравствуйте, гроза браконьеров, - сказал Яновский, первым прыгая на влажный, прилизанный волнами песок. - Ну что тут у тебя, показывай. А это кто?
В стороне, на трухлявом бревне, к которому была привязана лодка, сидели двое, понурив головы, поглядывали на прибывших.
- Известно кто. Субчики!
- Как же ты... к телефону? С собой брал?
- Нужны они мне там! Велел замереть, вот они и сидели как миленькие.
Капитан толкнул локтем Очеретного:
- Видал героя? Хоть в штат зачисляй. А если бы драпанули?
- Куда они денутся, товарищ капитан? - пренебрежительно сказал рыбинспектор. - Знаю обоих как облупленных. Да и ситуация не та.
Они шли не торопясь - впереди Куманько, за ним цепочкой вся оперативно-следственная группа.
Кто-то из рыбаков соорудил в ивняке курень, заботливо выстелив пол камышом. Около входа лежала кучка хвороста, торчали над потухшим костром обгоревшие рогульки. Казалось, хозяин куреня только что снял с огня котелок и теперь ждет где-то там, в глубине своего жилища, чтобы попотчевать гостей горячей ухой.
Внутри курень был будто соткан из солнечных полосок, пробивавшихся сверху в щели. Крохотный паучок деловито ткал паутину. Гринько заглянул через плечо Котова, который целился тусклым глазом фотообъектива в угол, справа от входа, и тут же выскочил из куреня.
- Ты что? - спросил Очеретный.
- Она, - тихо сказал Гринько.
Яновский закашлялся.
- Вот тебе и красота, - проворчал он сквозь кашель, ни к кому не обращаясь.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПАНИНА
1
Гринько и Юля Полищук сидели рядом на вытертой до блеска брюками и юбками деревянной скамейке в городском парке. Не так близко, как сидят влюбленные, но и не так далеко, чтобы между ними мог примоститься кто-нибудь третий. Помня гафуровское предостережение, Гринько назначил свидание, так сказать, на нейтральной территории и теперь немного жалел об этом. Ему казалось, что в "теремке" он с большим успехом склонил бы эту остроглазую девушку к откровенности. По крайней мере, там можно было надеть форму, а она всегда придает официально строгий вид. Ведь для легковерных натур - а именно такой показалась ему Юля - немаловажное значение имеет антураж. Одно дело, когда перед ними сидит офицер уголовного розыска, и совсем другое - парень в гражданской одежде.
Прижав к коленям крохотную сумочку, Юля уставилась себе под ноги, а Гринько смотрел на нее, будто надеялся увидеть то, что не удавалось услышать. "Если смыть с лица косметику да застывшее выражение страха... подумал он. - Стоп! Она боится. Как же это я не заметил раньше!" Вспомнились слова Ремеза: "Не такой страшный Гриня, как его малюют". Так кого же она боится?
- Сидим мы с вами, разговариваем. Деревья шумят. А Нины нет в живых, сказал он, надеясь, что это известие будет для Юли полной неожиданностью и произведет надлежащее впечатление.
Желаемого эффекта, однако, не было, если не принимать во внимание слезы, которые Юля поскорее промокнула платочком, чтобы не потекли крашеные ресницы.
- Вы знаете о смерти Нины?
- Кто же не знает.
"И правда, - подумал Гринько. - Этого не скроешь. Да мы, собственно, и не делали тайны".
- А причины? Что говорят о причинах?
- Известно, что, мол, от радости девушки руки на себя не накладывают.
- А что думаете вы?
Едва ли не впервые за время разговора они встретились взглядами. Гринько снова увидел в глазах девушки неприкрытый страх.
- Чего вы от меня хотите? Не знаю я! Ничего не знаю. Мертвому не поможешь...
Юля заплакала.
- Любили они друг друга. Нина и Славка... Хорошая была пара. Но я давно - слышите? - давно перестала к ней ходить. Виделись только на работе.
- Успокойтесь, - сказал Гринько. - Я понимаю - подруга, но слезами, и правда, не поможешь. Вы кем работаете на фабрике?
- Кладовщицей. Так же, как и Нина. Правда, я в круглом цехе, а она в другом - в цехе ширпотреба.
- Круглом?
- Да, круглый, потому что производит круглые изделия. А что?
- Ничего, пусть хоть квадратные - мне безразлично, - пошутил Гринько. А почему вы перестали ходить к Сосновским?
Юля вздрогнула, сказала почти злобно:
- И это вам надо?
- Не хотите говорить - не принуждаю, - вздохнул Гринько, уже потерявший надежду услышать что-то существенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65