Ему даже не пришло в голову попытаться выяснить, находились ли в стопке папок и другие карты. Если карта была одна, то ее пропажа будет обнаружена сразу же, и он не успеет даже выйти из здания. У него, конечно, была надежда в один из последующих дней незаметно извлечь карту из укрытия, пока же его тревожила лишь одна мысль – сможет ли он живым покинуть этот дом.Задумавшись, он не заметил, как Шнеддерер закрыл дверь соседней комнаты и сел на свое место за письменным столом. Выбрав два образца обоев, он сказал:– Стало быть, в понедельник.Душе был отпущен. Шнеддерер снова уткнулся в бумаги, даже не посмотрев на карты. Стало быть, пока у него не возникло никакого подозрения.Ноги Душе от страха едва передвигались, когда он спускался по лестнице. Он ожидал каждую секунду, что его вдруг схватят за шиворот или даже выстрелят в спину. Но ничего не произошло. Отправившись в кафе, чтобы пропустить заслуженную рюмочку, он почувствовал, что постарел на несколько лет.Через несколько часов гнетущее чувство страха исчезло, и он стал почти прежним Душе. Перед тем как вечером снова направиться в кафе, когда дети – одиннадцатилетний Жаке и трехлетняя Моника – были уложены спать, Рене рассказал своей жене, мягкосердечной, но бравой Одетте о происшедшем. Та, привыкшая к непредсказуемым выходкам мужа и относившаяся к нему как мать к проказнику-мальчишке, сказала просто и на полном серьезе:– Это великолепно.Вспоминая об этом позже, она призналась, что не была даже слишком всем этим удивлена, сказав лишь:– Он постоянно совершает всевозможные выходки.В те дни ее в большей степени заботило то, как уговорить Рене есть более или менее регулярно. Война сказывалась на нем в гораздо большей степени, чем можно было думать, глядя на него. Если ей не удавалось положить ему кусочек холодной курицы, то он обычно, перекусив немного, отодвигал тарелку в сторону, говоря:– Прости, дорогая, но я сегодня не голоден.Глядя ему вслед из окна своего старомодного дома, на его своеобразную покачивающуюся походку, когда он шел по двору в сторону кафе, она думала: «А ведь он так и не стал взрослым мужчиной».И она не была совсем уж не права. В тот вечер в кафе Душе чувствовал себя героем, приглашая всех друзей выпить за его счет, не без гордости сообщая каждый раз:– Знай, что я сегодня пережил нечто из ряда вон выходящее. Да, да, в предобеденное время, когда я был у производителя работ организации Тодта…Душе повезло с друзьями. Никто из них не ставил его похвальбу под сомнение – трепло есть трепло. До самого полицейского часа с полдюжины членов подпольной группы выслушивали в разных вариациях его рассказ. Смеялись, потому что никто ему просто не поверил. Одноглазый жестянщик Арсен, например, посчитал все это пустой выдумкой. А Роберт Тома, молодой слегка застенчивый блондин, высказался и вовсе более определенно:– У него всегда в голове одни глупости.Деваврен потом сказал, что работа подпольной организации без подобной болтовни могла бы осуществляться более эффективно, однако был вынужден признать: без смелых, порой безрассудных выходок она вряд ли принесла бы большую пользу.Ночью Душе спал спокойно. Продумав свои дальнейшие действия, он решил в понедельник зайти под каким-нибудь предлогом к Шнеддереру, рассчитывая, что какой-то случай вдруг подвернется и он сможет извлечь спрятанную карту. Одетта же почти не спала. Зная, что через два дома от них жили два гестаповца, она в испуге думала, когда свет фар проезжавших мимо автомашин падал в окно спальни: «Не к нам ли?» Или когда проезжавшая автомашина притормаживала, у нее сразу же возникала мысль: «Видимо, это к нам». Секунды в таких случаях казались ей вечностью, и она горячо молилась:– Боже, дорогой и всемогущий, пусть они не придут к нам, к детям!Когда шаги на улице затихали и наступала тишина, Одетта чувствовала себя разбитой.В понедельник, в половине девятого утра, Душе направился к зданию организации Тодта с двумя ведрами, малярными кистями и несколькими рулонами обоев. Он намеревался начать работу пораньше, чтобы освободиться часа в четыре дня и иметь вечером больше свободного времени. Людей в здании было еще мало – только писари да связные. Часа два он трудился безостановочно, отмыв стены до штукатурки и намазав их клеем. При этом он гнусаво распевал песни, пока не прибежал посыльный и не потребовал замолчать.Маляр рассыпался в извинениях, затем сказал:– Если это будет угодно господину производителю работ Шнеддереру, я хотел бы с ним переговорить.Посыльный иронически ухмыльнулся:– Тогда вам придется сесть на поезд и отправиться в Сен-Мало.Душе воспринял его слова как зажегшийся зеленый свет светофора. Следовательно, в кабинете Шнеддерера никого не было.– Дело-то, собственно, не очень срочное, – примирительно произнес он. – А когда он должен возвратиться?– Возвратиться? – повторил тот, посмотрев на маляра свысока. – Сюда он уже не вернется. Его направили в другое место. Вместо него назначен производитель работ Келлер.Душе в этот момент как бы ударило током.Посыльный посмотрел на него с любопытством и ушел. Остаток дня маляр молчал, пребывая в гнетущем состоянии. Позже он рассказывал, что у него мелькнула мысль, не связан ли внезапный отзыв Шнеддерера с пропажей карты. А если так, то его должны были арестовать и допросить. Душе не знал, как ему быть. Обнаружена ли вообще пропажа карты? Если нет, то как ему выйти с ней из здания, пока еще есть время.Следующие сутки он провел в раздумье, ни с кем не советуясь, даже с Одеттой, что вообще-то было ему свойственно, когда он разрабатывал какой-нибудь серьезный план.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22