Потом они сидели на дне окопа и передавали друг другу один, оставшийся у Эдика, окурок, чтобы хоть раз затянуться табачным дымом...
— Как же это ты? — спросил Федор Сергея. — Набрался терпения, выждал момент, а потом раз... и поджег.
— Я лежал ни жив ни мертв, — признался Эдик. — А потом слышу, кто-то как заорет от радости...
— Это я со страху поджег, — устало сказал Сергей. — Подумал, задавит ведь, а я беззащитный. — Одним словом, герой, — заключил Эдик.
— Ты ему стихи посвяти, — съязвил Иван.
— Идите вы все знаете куда?... — спокойно, но твердо сказал Сергей.
Хлопцы улыбнулись.
— Не обижайся. Молодец, конечно, что там говорить. Но я думаю, что это цветочки, а ягодки будут впереди. Я как рассуждаю? — продолжал Иван. — Они, по старой привычке, хотели взять на испуг, а тут осечка.
Шумно дыша, по ходу сообщения вбежала Вера и, подхватив сумку с красным крестом на руки, плюхнулась на дно окопа.
— Мушкетерчики, любимые, какие вы все молодцы! — воскликнула она, и глаза ее заблестели.
— А чего ж тебе реветь хочется? — спросил Иван. — Валентина убило... шальной пулей...
Сергей почему-то вспомнил его необыкновенно звонкий голос (и откуда только взялся такой у него!) и не поверил, что больше его не услышит.
В окоп протиснулся Устин Адамович, снял фуражку, вытер вспотевшую лысину.
— Ну, чего притихли? Ничего не поделаешь — война... — Он повертел фуражку в руках, смахнул пыль с околыша. — Ты не обижайся на меня, Петрович, за тот разговор на валу, а сегодня ты молодец...
— Не надо, Устин Адамович.
— Надо, Сергей, надо. Чем они брали до сих пор? Мифом о своей непобедимости. Чуть ли не без боя захватывали одну страну за другой. И на нас этот миф действовал, чего греха таить. — Иначе они на границе уже захлебнулись бы. А тут им снарядом в морду да по бокам, а ты поллитровку на башню. Горят, оказывается, их танки, горят. Вот что важно. После тебя и другой не побоится. Так что для отряда нашего это здорово.
Все смотрели на Сергея, а он как-то виновато улыбнулся и попросил:
— Только не делайте из меня героя. Пожалуйста. Из-за дальней опушки снова послышался рев моторов.
Сразу трудно было угадать — танковых или авиационных. Но Устин Адамович скомандовал:
— По местам!
— Я с тобою, — сказала Вера и взяла Сергея за рукав. Сергей приподнялся над бруствером и увидел — из-за леса появились самолеты, было их не больше, чем первый раз. Откуда-то слева застучали зенитки. Самолеты набрали высоту и, выстроившись в цепочку по одному, начали пикировать на передний край. И снова рев моторов и грохот взрывов, треск пушек и пулеметов заставили Сергея упасть на дно окопа. Но в этот раз они были вдвоем, и Сергей слышал рядом прерывистое дыхание Веры. Каждый раз, когда земля вздрагивала от взрыва и сверху осыпались комья земли, Вера повторяла, как молитву:
— Сволочи, сволочи, сволочи...
Вдруг по спине ударило чем-то теплым и тяжелым, и Сергей почувствовал, что задыхается от земли и песка, которых почему-то стало так много, что под их тяжестью Сергей не мог пошевелиться. Он хотел позвать Веру, но перед глазами поплыл розовый, а потом багровый туман...
И кажется Сергею, будто темным предгрозовым утром идет он в школу по железнодорожным путям. С грохотом проносятся товарные и пассажирские поезда, а станция большая, путей много, и пока их перейдешь, опоздаешь в школу. А гроза уже близко, совсем рядом гремят раскаты грома. Сергей знает, что недалеко от школы — угольный склад и паровозы направляются туда на заправку. Сергей вскакивает на подножку и едет. Громыхает на стыках паровоз, все ближе и ближе место, где он обычно соскакивает. Он прыгает и чувствует, как паровоз тянет его за собой. По шпалам, по песку насыпи. Он не может сообразить, как это вдруг паровоз подцепил его, и хочет крикнуть, позвать на помощь, а голос пропал. Песок скрипит под зубами...
— Сереженька, очнись... Сережа, очнись... — услышал он знакомый Верин голос и открыл глаза.
Вера, вся в земле и песке, без косынки, с распущенными волосами, совала под нос ему какую-то бутылочку, от которой до слез кололо в носу.
— Ты жив, Сереженька, жив?
— Кажется... — с трудом проговорил Сергей и инстинктивно пошевелил пальцами рук и ног. — Жив.
— Вера! Вера! — слышался из траншеи истошный крик.
— Ну, слава богу, — торопливо проговорила Вера. — Я побежала. Раненых — тьма... — Вера, полусогнувшись, исчезла по ходу сообщения, а издали все звали ее, Сергей попытался встать, но почувствовал острую боль в левом плече. Набухла влажная рубашка. Сергей захотел поправить ее. Он расстегнул ворот и просунул под рубашку правую руку.
Это был не пот, а кровь.
— Вот сволочи... — повторил любимое слово Веры Сергей. — Ранили-таки...
— Мушкетеры! — вдруг услышал он голос Федора. — Давайте ко мне. Раскурим одну на троих.
Сергей решил, что если он пришел в себя от какой-то бутылочки, то рана не так серьезна и навестить ребят надо обязательно. Он привстал и снова поплыл в розовом, а потом багровом тумане.
— Сергей! — как будто слышал он голос Ивана, но откликнуться уже не было сил...
Очнулся он оттого, что услышал басовитый голос отца и взволнованный, слегка дрожащий голос Веры.
— Я не знаю, — говорила Вера, — как там было под Бородино в двенадцатом году, но что началось после бомбежки на Буйничском поле — настоящий кромешный ад. Они опять пустили на нас танки. И опять артиллеристы были молодцами. Я уж думала — подавят нас всех. Нет, снова подожгли десятка полтора, а остальные отступили.
— Все-таки отступили? — радостно переспросил отец.
— Отступили... — повторила Вера. — А потом началось нечто невероятное. Они, наверное, решили, что осталось еще немного и наши войска будут сломлены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139