Ничего, хлопцы, не поделаешь, это приказ городского штаба. Посмотрите отсюда в сторону Луполова. Мост через Днепр и вся заречная сторона — как на ладони. Обстановка может сложиться так, что придется держать и здесь оборону...
Подошел пожилой капитан из приписников. Обмундирование его было уже не таким новеньким, как на противотанковом рву, небритое лицо осунулось, глаза воспалились от бессонницы.
— А я вас помню, — сказал капитан устало и деловито. — Вы умеете работать. Но здесь будет трудно. Стрелковые ячейки и ходы сообщения придется иногда долбить ломами. Необходимо спилить часть деревьев — закрывают сектора обстрела.
— Да вы что? — не сдержался Сергей. — Как можно рубить деревья лучшего парка в городе?
Капитан равнодушно посмотрел в сторону Сергея, потом отошел и кивнул Устину Адамовичу: — Это по вашей части.
— Рядовой Петрович! — громко сказал Устин Адамович, чтобы слышал весь отряд. — Этот единственный старый городской парк дорог каждому из нас. Но Родина дороже.
— При чем тут Родина? — заметил Сергей, но Устин Адамович побагровел и скомандовал:
— Рядовой Петрович, два шага вперед! Сергей вышел из строя.
— Вот потому, — гневно сказал Устин Адамович, — что мы не можем понять простой истины: борьба за каждый клочок советской земли с врагом — это и есть борьба за Родину, — вот потому мы и терпели пока что неудачи. Мы будем стоять в окопах этого парка до последнего, если потребуется. Понятно?
— Понятно... — сказал Сергей. Он уже пожалел, что вылез со своим замечанием, и правильно отчитал его при всех Устин Адамович. — Можно стать в строй? — спросил он, виновато улыбнувшись.
— Разойдись! — вместо ответа приказал Устин Адамович. — Взять ломы и лопаты и следовать за капитаном.
В сумерках Устин Адамович обходил стрелковые ячейки, выкопанные студентами. Возле Сергея он остановился и закурил.
— Ты видишь вон ту поломанную скамью? — спросил Устин Адамович.
— Вижу, конечно.
— Здесь мне жена призналась, что ждет первенца... — Устин Адамович помолчал, взял в руки горсть земли, растер ее между пальцами. — После ее гибели я часто приходил сюда, на эту скамейку, чтобы снова побыть наедине со своей любимой.
Вечером прибежал связной из штаба — рослый парнишка в черных брюках и светлой рубашке с отложным воротничком, из-под которого четко вырисовывался красный пионерский галстук.
Связной передал Устину Адамовичу небольшой конверт и убежал. Устин Адамович надорвал конверт, прочитал и передал Валентину.
— Кончай работу! — скомандовал Валентин. — Становись!
В институте забрали все оставшееся и в ночной темноте двинулись по Быховской улице в сторону шелковой фабрики. Город, казалось, был наводнен вражескими сигнальщиками. Стоило только загудеть самолетам, как в разных концах вспыхнули ракеты.
Самолеты повесили над городом фонари и сбросили первые бомбы. Вспыхнули пожары.
— Железнодорожные пакгаузы горят, — сказал уверенно Эдик.
— А это на Дубровенке. Правда? — усомнился Сергей.
Они шли с тяжелым чувством, подгоняемые зловещим заревом. Сергею почему-то припомнился ночной учебный поход, который провела года два тому назад военная кафедра института. Шли в противогазах. И без того темная ночь казалась чернее сажи. Некоторые устали и, пользуясь темнотой, снимали противогазы, а Валентин бегал вдоль колонны и кричал:
— Товарищи, поход должен быть приближен к боевой обстановке, товарищи, никаких послаблений и скидок, иначе снижу годовую оценку...
Но угрозы Валентина никого не трогали. Кто-то кого-то ущипнул, кто-то кого-то обнял, поднялся смех и неразбериха. Валентин остановил колонну и повел ее в обратный путь, уже не обращая внимания на то, что происходило у него за спиной. А нынче колонна шла как онемевшая от взрывов, которые гремели в городе, от частых хлопков зениток, от неизвестности, ожидавшей студентов впереди.
Колонну часто останавливали, и Валентин или Устин Адамович сообщали установленный на нынешнюю ночь пароль. И снова двигались по шоссе. Сергей заметил одно орудие, потом другое, потом третье. Наверное, против танков. Сергей пожалел, что не выбрал минуты забежать к Вере. Это было, в сущности, по пути, но после замечания Устина Адамовича на валу не хотелось отпрашиваться. Сергей видел, что Вера тяготилась своим положением. Больной отец постоянно нуждался в помощи. Вера металась, как птица в клетке, чтобы найти выход из создавшегося положения, чтобы наравне со всеми принять участие в общей борьбе. И если признаться откровенно, они очень тревожились друг о друге. Каждый выход Сергея с отрядом Вера переживала болезненно. Сергей видел, сколько усилий стоит ей напускное спокойствие, от которого наливаются слезами глаза и нервно подрагивают губы. Тревожился и Сергей. Вот сейчас они уходили из города, в котором рвались бомбы, и, кто знает, где в этот час Вера, не случилось ли с ней что-нибудь страшное. Первое время в часы воздушных тревог отца вывозили в специальной коляске в небольшой садик, где Сергей с Верой вырыли укрытие, но, видя, с каким трудом достается это близким, отец отказался от выездов. Когда во время тревоги Вера бросалась к нему, он слабо мычал и глаза его выражали решимость и безразличие...
Тихо занимали отведенный отряду участок обороны. Сергей слышал, как кто-то сказал Устину Адамовичу:
— Мы сняли отсюда пулеметную роту на более опасное направление. На КП батальона пришлете своего связного...
Сергей, Эдик, Иван и Федор заняли стрелковые ячейки, соединенные довольно глубоким ходом сообщения. — Поработали тут на совесть, — услышал Сергей замечание Валентина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139