Эдик начал работу с каким-то немым неистовым упорством. Утешать Ивана не хотел — тот был достаточно сильным, чтобы пережить эту утрату. Эдик думал с тревогой о том, что не давало ему самому покоя всю эту неделю, с первого дня войны — Маша не возвращалась из Ленинграда. Эдик не мог допустить мысли, что случилось самое страшное, но Маши дома не было, и Светлана Ильинична каждый раз встречала Эдика слезами. Эдик садился и подолгу рассказывал о положении на фронте, предполагал, успокаивал Светлану Ильиничну и себя, как можно из Ленинграда добраться до Орши, а оттуда в Могилев уже рукой подать.
Около полудня ребята увидели в небе фашистский самолет. Это был тот самый двухфюзеляжный разведчик, который в народе уже прозвали «рамой». Было известно, что после посещения «рамы» обычно появлялись бомбардировщики.
Но на этот раз не успели хлопцы переброситься двумя-тремя замечаниями в адрес этого проклятого самолета, как вдруг из-за лесочка, что расстилался на холме, под которым люди рыли противотанковый ров, вырвались стремительные штурмовики.
— Ложись! — звучно скомандовал пожилой капитан из приписников, и команду эту на разные голоса передали дальше, где работали сотни, тысячи, а может, десятки тысяч людей.
Самолеты постреляли и скрылись за ближайшей деревней. И только Иван сел во рву, как увидел, что штурмовики развернулись на очередной заход.
И снова прозвучала команда капитана. Но на этот раз кто-то на соседнем участке не выдержал и побежал. Это была молодая женщина или девочка, потому что бежала быстро, энергично размахивая цветастой косынкой, бежала в открытое поле, вместо того чтобы скрыться в холмистом перелеске. И вдруг самолет, летевший на бреющем над противотанковым рвом, отвернул и начал преследовать убегающую. Он стрелял из пулемета, потом взмывал в небо, снова, как коршун, падал на одинокого испуганного человека.
Что-то знакомое почудилось Ивану в этой женщине, которая сама себя обрекала на гибель. Иван рванулся из рва и бросился вслед за ней.
— Иван, куда ты? Назад, что ты делаешь? — кричал вслед Эдик, но Иван уже не слышал его. Он мчался изо всех сил, спотыкаясь о какие-то кочки, подминая высокую некошеную траву. Он слышал стонущий рев самолета, который пролетел так низко, что чуть не задел его колесами, и громкий треск выстрелов. Но женщина впереди все еще бежала, хотя не так быстро, как прежде, а фашистский летчик просто охотился за нею, а теперь уже и за Иваном.
Наконец Иван догнал ее и, схватив за руку, повалил на землю. И сам упал, задыхаясь от быстрого бега. А самолет, развернувшись, снова пролетел на бреющем полете и скрылся за горизонтом.
Некоторое время Иван и девушка лежали неподвижно. То ли устали от этого преследования, то ли ждали, что самолет опять вернется. Но кругом царила тишина. Такая тишина, что слышно было, как стрекотали кузнечики и звенели пчелы на полевых цветах.
Иван сел. И в этот момент девушка, лежавшая ничком, повернула в сторону Ивана взъерошенную голову и посмотрела на него удивленными и испуганными глазами.
— Виктория?
— Ой, как я испугалась. Так не хочется умирать.
— Каким чудом вы оказались здесь? — спросил Иван и подал девушке руку, помогая подняться. — Зачем же вы бежали, Виктория? Вы же слышали команду? Надо было упасть в ров, летчик и не заметил бы.
— Здравствуйте, Ваня, — вздохнула Виктория. — Я, кажется, вас обидела, вместо того чтобы поблагодарить. Простите. Но, знаете, не могу себя перебороть. А все началось после первой бомбежки. Мы с мамой и другими работниками театра уходили из Гродно пешком. Это было ужасно. Дорога была забита повозками и машинами, а по обочинам шли мы со своими нехитрыми пожитками. Вдруг налетели самолеты, начали бросать бомбы и стрелять. Что тут началось! Ржали раненые лошади, кричали от страха люди, какой-то ребенок звал маму, а мама ребенка, в небе стоял сплошной вой и грохот. Мы с мамой упали прямо у обочины и зарылись лицом в траву. Страшно было поднять голову. Когда все стихло, я села и осмотрелась. На дороге лежала убитая лошадь, а повозки не было. Недалеко горела грузовая машина. Валялись брошенные чемоданы, узлы, а совсем рядом со мной лежал гриф от гитары. Какой-то чудак решил унести от фашистов гитару. Взрывом ее разнесло на куски, а гриф упал рядом со мной.
— Мой брат сегодня вернулся из Гродно, — сказал Иван.
— Вы обещали меня с ним познакомить... — Виктория вдруг замолчала, и по веснушчатому лицу ее пробежала тень.
— Разве сейчас это имеет значение? — спросил Иван и вдруг увидел, что Виктория плачет. Не услышал, а увидел, потому что она не всхлипывала, а плакала молча, плотно сжав губы, и крупные слезы стекали по ее лицу.
— Вы удивляетесь, почему я побежала от самолета? — продолжала Виктория чуть прерывающимся дрожащим голосом. — Я сидела тогда на обочине, оглушенная и потрясенная всем, что увидела. Я сидела, а мама не поднималась. «Мама, они уже улетели», — сказала я и тронула ее за плечо. Мама не пошевелилась. Я повернула ее и закричала от ужаса. Мамино лицо все было залито кровью. Пуля попала ей в голову... С тех пор я боюсь... — Виктория говорила, а слезы все текли по ее лицу.
Иван вдруг почувствовал, что тосковал по этой девушке. Он надеялся, что встреча в Гродно будет какой-то очень важной для них обоих. Но она не состоялась. А теперь Виктория осталась одна, и он не мог отпустить ее от себя в такое страшное время.
— Знаете что, — предложил Иван. — Пойдемте на наш участок. Там столько мушкетеров...
— А мне много не надо, — попыталась пошутить Виктория.
— Идемте, а то вы опять побежите...
Они возвращались. Иван видел, как со всех сторон на них смотрели люди, и ничуть не стеснялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139