А это очень важно, особенно если мало истребителей прикрытия.
Над этими вопросами думали не только в нашем полку и в нашей дивизии. И мы были очень обрадованы, когда в полк пришло распоряжение о новом тактическом применении штурмовиков в работе с круга.
Новый прием был большим шагом вперед. Менялся строй самолетов при подходе к цели и у цели. Здесь стали использоваться правый и левый пеленги-уступы, что позволяло образовывать над целью круг. Круг же устранял прежние изъяны нашей тактики: штурмовики получили большую свободу маневра, надежную защиту от истребителей врага, так как каждый самолет прикрывал хвост идущего впереди, а летчики получили возможность самостоятельно прицеливаться, дольше «висеть» над целью.
Вскоре мы снова вернулись на аэродром в район станции Должанской и стали летать на боевые задания. 5 июля 1943 года началась знаменитая битва на Курской дуге. За ходом этой битвы мы следили по сообщениям газет и радио. Особенно волновало нас участие в ней авиации.
Днем мы штурмовали передний край обороны противника и его ближайшие тылы, а по вечерам, собравшись у командного пункта, обменивались новостями.
В эти дни, словно издеваясь над нами, фашисты повадились бомбить станцию Должанскую. Днем в воздухе господствовала наша авиация, поэтому фашистские летчики появлялись в сумерки. Причем действовали одиночными самолетами, через определенные промежутки и всегда в одно и то же время.
— Вот гады, совсем совесть потеряли! Прямо под носом у нас бомбят! — недовольно говорили мы.
— А что сделаешь? Истребители сидят, куда уж нам!
— И все-таки обидно: летчики мы или нет?
— Видит око, да зуб неймет… Совсем как в басне Крылова.
Как-то среди беседующих летчиков оказался командир первой эскадрильи капитан Федор Безуглов.
— Все языки чешете? Бабье занятие. Наше дело не болтать, а бить врага.
— А ты сам попробуй!
— Попробую. Ночью на бомбардировщике летал, слетаю и на Ил-два.
— Не разрешат, капитан! — твердо сказал кто-то.
— Полковой не разрешит?
— И он тоже.
— По-твоему, пусть фрицы продолжают летать?
— А ты сходи-ка к командиру полка.
Командир полка выслушал командира эскадрильи недоверчиво:
— Ночью, говоришь, капитан? Нет, ночью не разрешу. Погибнешь, потом отвечай за тебя. Да и зачем это ребячество: рядом аэродром истребителей. Будет нужно — пошлют их.
На другой день мы пошли в штаб чуть не всем полком. Командир полка долго не соглашался с нашими доводами, но затем сдался:
— Ну, ладно. Но чтоб без фрица не возвращался. Чем перед штабом дивизии оправдываться буду? Понял, капитан?
— Так точно, понял. Без фрица не вернусь!
— Попробуй!..
Одноместный самолет для Безуглова готовили тщательно. Он поднялся в воздух еще до наступления темноты, чтобы встретить «гостя» прямо над нашим аэродромом. На поле вышли все летчики полка.
Безуглов набрал высоту и стал дожидаться команды с земли. Вражеский бомбардировщик появился точно по расписанию. Мы подали сигнал капитану и затаили дыхание.
Через несколько секунд мы увидели обоих. Безуглов сразу же пошел на врага, но тот как ни в чем не бывало летел себе и летел. Скорость у нашего самолета была невысокая, и он стал отставать.
Мы приуныли. Даже стыдно как-то, стало: такую «птицу» упустили!
Вдруг кто-то сказал;
. — Его с высоты надо было брать. Тогда бы не ушел.
— С высоты? И верно. Давай, передавай капитану! Безуглову передали;
— Набирай высоту. Жди. Появится другой. Бей сверху. Капитан закружил над станцией, набирая высоту, а вскоре показался второй бомбардировщик противника. Безуглов заметил его и соколом ринулся на врага с высоты. Удар нашего штурмовика был неотразим. В темном небе хорошо было видно, как короткие пушечные и пулеметные трассы, словно стремительные огненные ножи вонзились в фашистский бомбардировщик. Прочертив небо огромной дымящей кометой, он упал в нескольких километрах от станции. Безуглов спокойно пошел на посадку.
После этого случая гитлеровские самолеты не появлялись над нашим аэродромом.
Капитан Безуглов всегда поражал нас своей храбростью и неистребимой ненавистью к врагу. Казалось, он никого и ничего не боится и всегда живет одной мыслью: поскорее бы ринуться в бой…
В тот вечер он был почему-то грустным. Мы сидели рядом. Чтобы рассеять его невеселое настроение, я стал расспрашивать о ночных полетах и спросил;
— А не страшно было лететь? Темно, и самолет для ночных полетов не оборудован. Непривычно все же.
— Страшно бывает тому, кто боится смерти, — глухо ответил капитан. — Я же ее не боюсь. И если боюсь я иногда чего-то, то только не этого.
— Чего же? — поинтересовался я.
Безуглов некоторое время помолчал, потом тихо сказал;
— Когда я уходил на фронт, жена на прощание сказала: «Умоляю тебя. Только не давайся им живым. Лучше смерть, чем плен». Не знаю, почему, но ее слова не дают мне покоя. Живым я им, конечно, не дамся. Никогда! Только бы, если подобьют, не потерять сознание. Буду биться до конца, чтобы умереть в бою.
Я слушал и в душе был с ним согласен. Мне таких слов не говорили, но я думал с ним одинаково.
В темном августовском небе мерцали крупные звезды. С полей дул свежий ветер и пахло созревающими хлебами. И на миг почудилось, что в мире живут тишина и спокойствие, что война осталась где-то далеко-далеко, и впереди у каждого из нас — самое малое — целое столетие. Но это только казалось так.
Разгромив врага под Курском, советское командование решило двинуть в наступление и фронты, расположенные южнее. Первым здесь выступил Юго-Западный фронт. Через несколько дней заговорили пушки и на Южном фронте, который поддерживала наша 8-я воздушная армия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71