Перед глазами сквозь прикрытые веки вспыхивают и гаснут разрывы зенитных снарядов, проносятся хищные силуэты вражеских истребителей. Да, почему меня сбили?
Постепенно мысли обретают ясность, и я прихожу к выводу: так летать больше нельзя. Нужно прикрытие истребителями или… Или нужно коренным образом менять технику фотографирования! Но как? Нерешенная задача!..
На другой же день я направился со своими думами к командиру эскадрильи. Капитан Буданов внимательно выслушал мой доклад и спокойно сказал;
— А я что могу сделать, Гареев? Приказали — надо выполнять.
Я давно заметил, что он никогда не возражал начальству, но не повышал голоса и на подчиненных. Капитан всегда был ровен, невозмутим, удивительно спокоен и сдержан. Приказы выполнял не рассуждая, добросовестно и точно. Этого же он требовал и от подчиненных.
И все-таки я рассчитывал на его поддержку.
— Значит, так и будут сбивать каждый день? — спросил я напрямик.
— Война, Гареев, война, — невозмутимо ответил комэск. — А на войне, сам знаешь, не без потерь…
Его спокойствие начинало меня раздражать. На миг мне показалось, что это скорее всего даже не спокойствие, а что-то вроде равнодушия.
— Не о себе пекусь, — продолжал я все резче, — о самолете беспокоюсь. Если мы каждый день будем терять по машине только на фотографировании, не на чем будет летать.
— Но ведь не я же выдумал это самое фотографирование. Требуют сверху. Надо будет, полечу и я.
Пришлось пойти к командиру полка, чтобы обсудить этот немаловажный вопрос.
Командир полка у нас был человек шумный, нервный, грубоватый, но простой в обращении. О деле с ним можно было говорить смело: понравится твоя идея — поддержит, не понравится — махнет рукой, нашел, мол, чем голову забивать.
Меня он встретил ласково.
— А, Гареев!.. Ну, молодец, и задание выполнил, и машину не бросил.
Я рассказал ему, с чем пришел. Он задумался.
— Да, дело это сложное, но необходимое… Истребителей для прикрытия одного штурмовика, конечно, не дадут. А снимать надо.
— Дорого нам обойдутся эти снимки, — сказал я. — За каждую пленку — по штурмовику. А может быть и так: ни штурмовика, ни пленки. Сгорели!
— Да, — снова протянул командир полка, — этого допустить мы ни в коем случае не можем. Людей и машины нужно беречь.
— Есть у меня одна мыслишка, — начал я, но командир полка не дал мне закончить.
— Мыслишка? Мыслишек у меня полная голова, да что толку?.. Сходи к Легонькову, изложи ему свою мыслишку, может, вместе что-нибудь придумаете. А я поддержу, так уж и быть!
После долгих раздумий и расчетов прихожу к выводу» что фотографировать нужно во время штурмовки. Тогда пленка точно зафиксирует результат твоего удара, а ведь именно это и требует командование.
Разыскиваю на аэродроме техника Легонькова и «выкладываю» ему свои соображения. Тот несколько мгновений смотрит мне прямо в глаза и вдруг щелкает пальцами:
— Это идея! Хотя и не очень новая: где-то так фотографируют. Я слышал.
— Фотографируют, говоришь? Во время пикирования?
— Да. Правда, в таком случае ни за что не получишь площадного снимка.
— А на черта мне площадный! — обрадовался я. — Мне нужна пораженная цель! Ясно?
— Очень даже ясно. Только где в таком случав дырку пробивать!
— А ты подумай, ты же техник!
— Давай думать вместе, не мне ведь летать, а тебе. И вот мы кружим вокруг самолета, придирчиво оглядываем его со всех сторон, качаем головами; здесь нельзя, здесь тоже, там вообще не годится! Но ведь куда-то же нужно закрепить фотоаппарат?!
Усталые, разочарованные, садимся на траву под крыло штурмовика. Тут я неожиданно обращаю внимание на гондолу шасси.
— А если сюда?..
Легоньков даже вскакивает и, привычно щелкнув в воздухе пальцами, убегает за инструментами.
Аппарат установили в гондоле шасси.
Теперь нужно протянуть в кабину пилота провод. Мне хочется, чтобы все было надежно и удобно. А будет ли практически удобно: идешь в пике, ведешь самолет, ожесточенно нажимаешь на пушечные и пулеметные гашетки. Но тут вспоминаешь о фотографировании и ищешь где-то рядом нужную тебе кнопку. А ведь это не на земле. Там счет идет на секунды. А дополнительная кнопка может только помешать. Вот если бы соединить аппарат прямо с пулеметными гашетками!
— Да ты, Муса, прямо изобретатель! — щелкает пальцами Легоньков. — Ты раньше, до войны, где работал?
— Я учился.
— Где?
— В техникуме. Мечтал стать железнодорожником, но небо перетянуло.
— Тогда понятно, техника тебе не в новинку… Ну, давай провод!
На пробный полет вышли с замирающим сердцем. Как-то все получится на деле? Может, зря дырку проковыряли, может, придется латать?
Выбрав цель, иду в пике. Нажимаю на пулеметные гашетки. Знаю, под буйный стрекот пулеметов работает и фотоаппарат.
Но что получится на пленке?
Пока проявляли пленку, я не находил себе места. Но волновался зря; снимки получились превосходные.
Вскоре такие аппараты были установлены и на других самолетах полка. Летчики шутили:
— Теперь мы, братцы, не только бьем фашиста по морде, но и снимаем, как он морщится. Пусть потомки полюбуются!
А «морщиться» врагу действительно было от чего…
Глава шестая
Подвиг капитана Безуглова
После долгих боев нашу дивизию вывели на пополнение. Отдых был коротким и до предела насыщенным учебой, тренировочными полетами, подготовкой к будущим боям.
Проанализировав прошлые боевые вылеты, мы убедились; в тактическом применении штурмовиков имеются изъяны. Так, например, мы недолго держали под штурмовкой цели. Этого не позволял боевой порядок. Он же не давал возможности прикрывать друг друга в бою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71