Самолет снова покачал крыльями и скрылся в вышине. Жители села модна смотрели вслед, пока он не исчез из глаз, и только после этого сразу заговорили, замахали руками, показывая в конец улицы. Мальчишки сорвались с места и гурьбой во весь дух пустились бежать туда, сверкая голыми пятками. Через минуту их голосистая стайка уже неслась обратно. Мальчишка крепко сжимал в руке снарядную гильзу. К ней привязан бинт. Концы его свободно развевались на ветру. Из ближайшего к площади двора вышел худощавый человек с глубоко запавшими темными глазами. Он был на костылях. На побелевшей, много раз стиранной гимнастерке сиял красной эмалью орден и желтели две полоски нашивок за тяжелые ранения.
– Подай сюда вымпел, – сказал он властно подбежавшему к нему курносому мальчишке.
Вынув пробку, забитую в шейку гильзы, бывший фронтовик извлек из гильзы конверт и, прочитав на нем адрес, удивленно взглянул на запад, куда улетели самолеты.
– Письмо Анастасии Савельевне Бороде, – строго сказал он собравшейся толпе стариков и женщин, – товарищи Георгия бросили. Ну-ка, я сам отнесу ей.
Плотно сжав тонкие, бледные губы, он заковылял в зеленый переулок, провожаемый любопытствующими сельчанами. Впереди него, перешептываясь, толкаясь и наступая один другому на ноги, вприпрыжку бежали мальчишки.
У ворот домика, закрытого пышными кронами вишневых деревьев, инвалид остановился, предупредительно постучал костылем в калитку и тут же вошел. За ним хлынули сопровождающие. На пороге домика показалась маленькая старушка в черном платке. Небыло в ее внешности ничего такого, что напоминало бы ее сына. Казалась невероятной и в то же время глубоко трогательной мысль о том, что эта маленькая женщина смогла родить такого богатыря, каким был Георгий. Узнав, что письмо ей бросили с самолета товарищи сына, она от неожиданности растерялась, заплакала и торопливо зашарила по карманам фартука, отыскивая очки. Но очков не оказалось.
– Да куда же, куда они делись? Где я их положила? – суетясь, взволнованно спрашивала она себя.
Курносый мальчуган, очевидно, не впервые бывавший в этом домике, бочком проскользнул в дверь и тут же появился обратно, осторожно держа в руках пропавшие очки. Лицо старушки, круглое, еще хранящее под мелкими морщинками следы былой пригожести, выражало горе. То, что товарищи ее сына не забыли о ней, помнят, глубоко взволновало материнское сердце. Она глядела на письмо сквозь очки и ничего не видела. Туман застилал глаза. Буквы расплывались. Анастасия Савельевна сняла очки, снова надела их и кое-как вполголоса прочитала короткие строчки:
«Дорогая мама! Мы летим на запад. Летим освобождать нашу землю, наш народ от фашистских зверей. Мы помним и будем всегда помнить нашего боевого товарища и друга – вашего сына Георгия Ивановича, отдавшего жизнь за Родину. Много фашистов поплатилось и поплатится жизнью за его смерть. Не горюйте, мама. Пишите нам, если в чем нуждаетесь, мы вам поможем, все для вас сделаем, а кончится война, приедем навестить вас, как родные сыновья».
– Как родные сыновья… – тихо, вполголоса повторил инвалид.
Анастасия Савельевна бессильно опустилась на порожек, дети притихли, испуганно прижавшись к матерям. Женщины, подперев руками щеки, плакали.
* * *
Пятые сутки были на исходе, когда полк в полном составе подлетал к Сеще. Под крыльями самолетов – зеленое море лесов. Сквозь синеватую дымку утра, нависшую над землей, в зеленых просторах изредка проглядывали серые крыши деревенских домов, смутно желтели песчаные прогалины, сверкающими островками проплывали озера. Невиданный на юге пейзаж.
«Вот он какой, знаменитый партизанский край!» – думал Черенок, оглядываясь по сторонам, и, удостоверившись, что его ведомые следуют за ним, снова смотрел на леса, облитые золотыми потоками солнечного света. Ощущение, что приближается что-то особенное, не покидало летчика с тех пор, как он появился над Полесьем. Такое ощущение, должно быть, бывает у бегуна, когда он, заканчивая трудную дистанцию, приближается к финишу.
Штурмовики подходили к аэродрому.
Окаймленный со всех сторон капонирами, похожими на подковы, аэродром представлял ровную площадь, ограниченную с западной стороны редким сосновым бором. Из центра ноля расходились под углом два луча взлетных бетонированных дорожек. Дорожки были в частых рыжих воронках. Немцы, отступая, взорвали дорожки.
Эскадрильи одна за другой приземлялись, и бомбовые люки освобождались от своего необычного груза Технический состав оставался здесь. Дальше, на фронтовой аэродром, летчики должны были перелетать только со стрелками.
Передовая линия фронта проходила по речушке Проне, поросшей осокой и жестким камышом. Спустя два дня Черенок со своей восьмеркой подлетал к городу Кричеву. На северо-запад от города тянулись бесконечные леса, а в них, где-то возле затерянного в лесу хуторка, на поляне должен был находиться аэродром, который летчики нанесли на свои карты еще в Крыму.
Если лететь от Кричева на запад вдоль железной дороги на Могилев, то через шесть минут полета, с левой стороны железнодорожного полотна должна быть будка путевого обходчика, а возле нее – большой меловой круг на земле. В середине круга выложены крест и стрела, направленная строго на юг. Круг с крестом и стрелой служили навигационным знаком для самолетов.
Черенок, развернув группу точно над указателем, выждал три минуты полета и посмотрел вниз. По расчетам, на этом месте находился аэродром. Но, к великому удивлению летчика, вместо аэродрома на отмеченной точке блестело овальное лесное озеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110