— Мы хотим, чтобы он вернулся домой.
— Он не может разделить ваше горе, он не знает вашего брата. Ему нет надобности ехать домой, потому что его дом здесь, где мы теперь находимся, и дальше, намного дальше, чем видит ваш глаз. Куда идет шайен, там его дом, в жилище его народа.
Старый воин сделал движение, словно хотел подняться. «Нет! — подумал Бидж. — Еще надо выяснить две вещи: почему ты явился на Запад, старина, — ты так и не сказал мне, когда мы охотились вместе ту зиму — и почему стал индейцем… То, чего не смог сделать я сам».
Френсис Мэйсон смотрел на старого воина, и слезы текли по его щекам. Он плакал и не стыдился слез.
Наконец он сделал верный шаг.
— Согласен ли мой брат шайен выслушать мою историю? — смиренно спросил он.
— Он будет слушать. Ему грустно, что вы потеряли брата.
— Много лет назад произошла дуэль, — начал Мэйсон, — и человек был убит.
— Говорите проще, — подсказал ему Бидж. — Дуэль — трудное слово. Рассказывайте суть.
«Теперь-то, — молча радовался Бидж, — я все узнаю про молодого человека, назвавшего себя Каином из-за пятна, которым отметил его Господь!»
— Много лет назад, — снова начал Мэйсон, — два молодых человека поссорились. Я был одним из них. Другого звали Коушорн. Мы решили драться. На рассвете стреляли друг в друга из пистолетов. На моей стороне был мой сводный брат Чарльз. Я убил человека по имени Коушорн. Он умер.
— Человек, который умер, — спросил старый воин, — на его стороне тоже был кто-нибудь или он был один?
— С ним тоже был друг. И еще доктор. Шаман. Существовали правила для таких случаев. Мы придерживались этих правил.
Молодой индеец перевел недоуменный вопрос вождя:
— Он не понимает, что делали белые люди. Человек, который умер, он был из враждебного племени?
— Он был моим другом до того, как мы поссорились, — ответил Мэйсон, с трудом подавив волнение.
— У шайенов, — перевел молодой индеец с оттенком превосходства, — тот, кто убил своего сородича, изгоняется из племени, потому что он сделал плохое дело. Мой отец не понимает.
— Да, это было плохое дело, — в голосе Мэйсона слышалась мольба. — Мы действовали по обычаю, который был против закона. Мой отец сказал, что один из нас должен быть наказан… изгнан из племени.
Справившись с волнением, он продолжал:
— Он изгнал Чарльза. Дал ему денег, чтобы он ушел и никогда не возвращался.
— Но молодой человек, которого изгнали, ваш брат… он никого не убивал?
— Он не сделал ничего плохого. Только был на моей стороне в этом поединке. Я просил его об этом.
— Тогда почему он ушел?
— Он понял, что от него хотят избавиться… Это наполнило его сердце болью. Наверное, он возненавидел нас за то, что мы с ним сделали.
Старый воин некоторое время сидел задумавшись, потом снова заговорил.
— Мой отец хочет знать, — перевел юноша, — вы пытались удержать брата?
— Я не знал, что он решил уйти, — сказал Френсис Мэйсон. — Мой отец запретил мне выходить из комнаты… из моего жилища, и я ничего не знал, пока Чарльз не ушел. Конечно, я должен был пойти за ним, — вспыхнул Френсис. — Я мог бы узнать, куда он ушел. Но я… я боялся отца.
— Бояться — это плохо, но сказать об этом — значит, очистить сердце, — перевел молодой индеец. — Мой отец не понимает. У шайенов сын не боится своего отца. Он не понимает, почему ваш отец любил одного сына больше, чем другого.
— Потому что у него на лице было пятно, — чуть слышно произнес Френсис Мэйсон. — Оно делало его непохожим на других людей. След на щеке, как отпечаток красной руки. Как знак на лице моего брата — вождя шайенов.
Священная Метка и Френсис Мэйсон молча смотрели друг другу в глаза.
Всматриваясь в лицо Каина, Бидж Уилкокс видел, как изменили его годы. Гордость и сознание собственного достоинства чувствовались в поднятом подбородке, стойкость и решительность — в очертании широкого рта. Дни скорби и торжества избороздили морщинами щеки. Бидж отметил все почетные знаки отличия в одежде вождя. Он знал, как смуглые неутомимые руки индеанки прикрепляли крашеные иглы дикобраза, вышивали бисером, выделывали мягкую оленью кожу для рубахи. Под священные, магические песнопения шамана пришивалась бахрома из скальпов, снятых с врагов рукой самого вождя.
«В свое время мне самому доводилось снимать волосы, — вспоминал Бидж, — но я никогда не заходил так далеко, чтобы скальпы выделывать на огне и петь над ними ритуальные песни».
Наконец старый воин что-то тихо проговорил, и юноша перевел:
— Он не понимает, как отец мог прогнать сына. Он не сделал бы так со своими сыновьями. Мой отец расскажет вам одну историю.
— Три года назад у шайенов была стычка с белыми солдатами. Пять солдат было убито, и лагерь шайенов окружили. Белый вождь сказал, что должен убить пять воинов-шайенов, а не то расстреляет всех женщин и детей прямо в их жилищах. Те шайены, что убили белых солдат, убежали, но все равно пять других воинов явились в форт и были убиты белыми солдатами.
В тот день мой старший брат — один из пяти воинов — тоже спел свою песню смерти. Но не потому, что мой отец не хотел его. Он сделал так потому, что был смелым и не боялся умереть за свой народ.
— Мой отец был жесток, — тихо сказал Френсис Мэйсон. — Я испугался, и мне теперь стыдно. Это все, что я могу сказать.
Бидж Уилкокс наконец нарушил молчание, сказав по-английски:
— Мэйсон попросил меня попытаться найти человека с красной меткой на лице. Вот почему я отправился к шайенам. Я знаю воина Священная Метка.
— Мой отец знает вас, — ответил молодой воин, — но он не знает белого человека с красным знаком на лице. Может, тот белый умер.
Бидж, прищурив глаза, посмотрел в сторону желтых холмов, но не увидел ничего угрожающего.
1 2 3 4 5 6