– Наш техасский агент утверждает, что они применили нитроглицерин. Это достаточно мощная взрывчатка, чтобы расколоть сейф, но обращение с ней опасно даже для специалиста. Один из грабителей, возможно, работал на нефтяных скважинах, буровых установках или же на перевозке нитроглицерина…
Больше не было известно почти ничего. Когда на место прибыла аварийная служба, которой предстояло отправить поезд дальше, преступники были уже далеко. Они унесли сто тысяч долларов и оставили после себя два трупа.
Эверс чуть заметно скривился, когда Конкэннон зубами отгрыз кончик сигары и поджег ее громадной серой спичкой.
– Кто-то с нефтяных скважин, говорите…
Эверс пожал плечами и сделал неопределенный жест.
– Это не более чем предположение.
– У вас все?
– Есть еще вдова Рэя Алларда. Я говорил с ней всего один раз, да и то очень коротко. – Щеки Эверса покрылись легким румянцем. – Сразу же после ограбления на нее, разумеется, накинулась толпа журналистов. Так что она была не очень расположена отвечать на мои вопросы. Вы знаете, где ее искать?
Конкэннон отрицательно покачал головой.
– Кафе «Файн и Денди», – сказал Эверс. – На Робинсон-стрит, недалеко от Мэйн-стрит. Несколько дней она на работу не выходила – видимо, по причине похорон мужа, – но теперь снова на месте. Вы с ней когда-нибудь встречались?
– Нет. Рэй женился в Техасе, а я в то время работал на севере.
– Атена Аллард… – Эверс позволил себе мимолетную улыбочку. – Впрочем, не буду предвосхищать события: когда вы встретитесь, у вас сложится о ней собственное мнение.
– Неужели действительно необходимо донимать ее сейчас, сразу после того, что случилось с Рэем?
– Конечно, необходимо. Ведь ваша профессия и состоит в том, чтобы донимать людей. Беспокоить их и приставать к ним до тех пор, пока они не занервничают и не обронят словечко, которое можно будет использовать против них. Такова уж работа у агентов железнодорожной компании.
Конкэннон попыхтел сигарой.
– Компания считает, что миссис Аллард можно будет предъявить какое-то обвинение, если мне удастся ее разговорить?
– Все может быть. Сами понимаете: нам известно только то, что исчезло сто тысяч долларов и что Атена Аллард имеет отношение к этому делу. Пусть даже в качестве вдовы человека, который погиб, охраняя эти деньги. Мы хотим знать то, о чем она пока отказывается говорить. – Эверс посмотрел в потолок и вполголоса добавил: – Что же до этих ста тысяч, то компания хочет их разыскать. Этого хочу и я. Пока вы их не найдете, ни вас, ни меня не оставят в покое.
– А если найду, как насчет вознаграждения? Лицо Эверса озарилось улыбкой. Подобные вопросы он понимал и допускал.
– Будьте спокойны. Найдите деньги, и компания вас отблагодарит.
Благодарность компании обычно сводилась к серебряным часам и рукопожатию директора участка. Но Конкэннон воздержался от дальнейших расспросов.
Эверс встал, смахивая с жилета воображаемый пепел.
– Вы ведь знаете что делать, если вам понадобится помощь? При необходимости вам окажут содействие начальник полиции и шериф. А если придется углубиться во владения индейцев – вас готовы будут поддержать войска и старшины…
По словам Эверса, все было просто: попав в переделку, щелкни пальцами – и на выручку тут же примчится кавалерийский взвод, а с ним – целая орава старшин…
Конкэннон кивнул.
– Отлично.
Они пожали друг другу руки, и инспектор быстро вышел, оставив в кабинете смешанный запах дорогой сигары и лавандовой воды.

Конкэннон немного постоял на посыпанном галькой перроне, хмуро глядя в сторону города. Всего пятью годами ранее на этом месте была только станция с маленьким вокзальным помещением, носившая название «Оклахома». Теперь же вокруг нее выросли кирпичные дома, сарайчики с брезентовыми крышами, салуны, школы, церкви и магазины. Город раскинулся в когда-то плодородной долине Канадской реки, и улицы его покрывала красная пыль, превращавшаяся весной в море ржавой грязи. Шел октябрь 1893 года, и Оклахома-Сити отмечал ровно четыре года, три месяца и пять дней с момента своего рождения. Немногие города могли определить свой возраст с такой точностью…
Выйдя на улицу, Конкэннон подозвал один из фиакров, выстроившихся у вокзала:
– Отвезите-ка меня в «Вояджер-отель», если он еще существует.
– Утром он был на месте, – ответил кучер. Конкэннон забросил свой саквояж внутрь повозки, напоминавшей с виду громадный ящик, и влез сам.
– Если вы предпочитаете не ехать по Банко-Эллей, можем сделать крюк.
Конкэннон почувствовал себя немного польщенным. Кучер принял его за респектабельного господина – по меньшей мере, за богатого коммерсанта. В этом было одно из преимуществ работы на Джона Эверса, требовавшего от своих подчиненных одеваться и вести себя как можно приличнее, особенно если им предстояло кого-нибудь убить, если того потребуют обстоятельства…
«Железнодорожная компания принимает на работу только порядочных людей. Порядочные люди не бывают убийцами. Судьи не сочтут их способными совершить убийство, если они будут хорошо одеты и хорошо воспитаны»…
Такой речью Эверс встречал каждого, кто приходил устраиваться на работу. И если претендент соглашался на предложенные условия, то первым делом бежал покупать самый красивый костюм из тех, что были ему по карману.
Но Конкэннон доказал кучеру, что внешность часто бывает обманчива:
– Крюк делать ни к чему.
Он по опыту знал, что рано или поздно окажется в этом квартале, где теснили друг друга бары, дансинги, игорные залы и публичные дома. Квартал (помимо прочих названий) был известен как «Адский уголок».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43