— Боря, я очень люблю мелодичное танго, а ты? — спросила она, сжимая его руку своей огненной ладонью. Потом она, томно полуприкрыв глаза, не совсем прилично прижалась к нему.
Узбек держался до последнего. Он знал, какие последствия могут быть, прояви он наглость, но в то же время все хотели его сближения со Светой, в первую очередь она сама.
— Боренька, а почему ты ни разу не обнял и не поцеловал меня? — спросила Света его таким нежным и изнывающим голосом, что он почувствовал, что больше терпеть не было смысла, и он медленно и властно привлек ее к себе.
— Не мучай меня больше, — простонала Светочка. — Я очень хочу тебя.
Весь вечер они не могли насытиться друг другом, и только к утру, когда оба устали, их веки мгновенно сковал глубокий сон.
Проснулись они от настойчивого звонка. У порога стоял Павел Сергеевич.
— Что будем делать? — озадаченно спросил Узбек.
— Да ничего, скажем, что мы поженимся, — счастливо засмеялась Света.
Романов понял все сразу, с первого взгляда, и сказал:
— Поздравляю, молодожены. Ну что ж, давайте отпразднуем «помолвку».
Весь день до самого вечера он пил «Пшеничную» с Борисом, оставив его по просьбе дочери ночевать дома.
— Ну, как будем жить дальше, дорогой зятек? — обратился Романов к Узбеку, когда вызвал его к себе в кабинет на следующий день.
— Не знаю.
— Тебе не мешало бы узаконить свои взаимоотношения с моей дочерью.
— Я согласен, — выдавил из себя Погорелов, хотя душа его все чаще стала болеть за сына и Венеру. В то же время ему очень нравилась Света, хотя его не совсем устраивала ее леность и пренебрежение к домашним делам.
Узбек не обращал на это внимания, полагая, что все образуется.
— Но тебе надо прежде всего стать для этого свободным человеком, насколько я понимаю, — глубокомысленно изрек Романов. — Поэтому я буду добиваться для тебя условно-досрочного освобождения.
— Да, но ведь впереди еще приличный срок.
— Это не твои заботы. У меня все увязано с прокурором. Пиши заявление о предоставлении тебе условно-досрочного освобождения.
Но существовали определенные сроки и положения, которые не каждому дозволено было перешагнуть, даже начальнику колонии и прокурору области.
Лишь через полтора года удалось-таки Романову всеми правдами и неправдами предоставить «вольную» своему зятю.
Но Узбек, как ни странно, не торопился с браком. Став вольным человеком, он, субсидируемый щедрой рукой Светочкиных папеньки и маменьки, приоделся и выглядел очень элегантным и привлекательным, так что на него стали заглядываться многие жены и дочери офицеров исправительно-трудовой колонии. Однако бдительное око Светочки, оказавшейся на поверку очень ревнивой, не позволяло ему совершать грехопадений.
Но впоследствии, когда Погорелов, устроившись заготовителем продуктов (не без помощи руки своего тестя), стал предоставлен самому себе, он изредка совершал прелюбодеяния с милыми созданиями, которым так не хватало мужской ласки и жарких объятий в этом холодном, промозглом крае. Втайне Погорелов переписывался с Венерой и не знал, что придумать, чтобы тихо и мирно сбежать из сладкого плена.
Света ему уже приелась: она располнела, стала очень неряшливой, нудной, ненасытной и ревнивой. Детей от нее почему-то не было.
И когда неожиданно Романов слег в больницу с язвой желудка, а теща забавлялась в отпуске на Черном море с молодыми джигитами, как понял Узбек из переписки матери с доченькой, более удобного случая, чтобы окончательно покончить с неволей, Погорелову представиться не могло.
Тайно собрав чемодан, он рано утром выбрался из дома, оставив записку Свете:
"Прости меня, милая, я люблю тебя, но мы — разные люди, и я не хочу мучить тебя и себя. За все большое спасибо твоему папе, маме и тебе. Я буду вечно помнить вас. Может быть, еще когда-нибудь встретимся. В жизни все может случиться. Прошу, не таи на меня зла. Я вас всех люблю, но ничего не могу с собой поделать. У меня растет сын, и душа разрывается, когда думаю о нем. Еще раз за все простите.
Борис".
Через несколько часов Погорелов был уже в краевом центре, откуда, сев на самолет, благополучно приземлился в городе, где жила и ждала его любимая и верная подруга Венера.
Глава шестьдесят пятая
Выпрыгнул из вагона Ураган благополучно, если не считать нескольких шишек на голове, ссадины на ноге и порванной штанины.
Когда предрассветная мгла рассеялась и неизвестная местность приобрела реальное очертание в виде домов с черепичными крышами, густо-зеленых садов и паровозиков с вагончиками на виднеющейся вдали железнодорожной станции, Осинин понял, что находится в крупном населенном пункте.
Через некоторое время он определил, что судьба его забросила в Малоярославец, который расположился в двухстах километрах от Москвы.
У Виктора было немного деньжат и паспорт на другое имя, и он решил, не откладывая дело в дальний ящик, мчаться в первопрестольную, надеясь найти там надежную крышу, так как прожил в Москве в период своей бурной молодости около шести лет и знал ее, как свои пять пальцев. К тому же у него в столице было много друзей и знакомых, да и потеряться в крупном многомиллионном городе намного легче, чем в каком-нибудь заштатном городишке, где каждый человек на виду и на учете.
В Москву Осинин добрался на электричке без билета, надеясь в случае проверки показать чужой паспорт, по которому ревизоры тут же выпишут штраф по месту жительства его владельца.
«Теперь мне каждая копейка дорога, — подумал про себя Осинин. — Придется химичить».
Столица поразила его безлюдностыо на окраинах, того оживления на улицах, какое царило в былые времена, он не заметил, но потом до него дошло:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87