Лишь один цыган ошалело вскочил, протирая красные глаза, и тут же упал «на боковую».
Узбек увидел в коридоре Мишку и спросил:
— Что за дела?
— Все нормалек! — радостно возвестил Мишка. — Трахаться пойдешь, — и приглушенно заржал, прикрыв рот ладонью. — Гони «николашку».
Узбек осмотрелся по сторонам. Майор предусмотрительно отвернулся, Борис быстро вытащил из своей заначки в брюках золотую монету и сунул ее в руку Мишке.
— Пошли, — бодро проговорил он.
Но тревожное предчувствие не покидало его до тех пор, пока его не завели в карцер, где, съежившись от холода, уже сидела на откидной наре Венера.
— Пять минут, не больше, понял? — проговорил вполголоса Мишка.
— Наконец-то, — воскликнула она и бросилась к Борису в объятия.
Он целовал ее взахлеб, ненасытно и очень страстно.
— У нас мало времени, милый, — прошептала Венера, — давай ляжем, — но Узбек уже сжимал в своих руках податливый и гибкий стан девушки. Ее лицо светилось счастьем и радостью, тем девичьим, смущенным и целомудренным ликованием, которое делает бешеным почти любого мужчину. — Ой, мне больно, — вскрикнула она, но Борис не обратил внимания на ее вскрик. Он знал, что его любовным ласкам и утехам отмерено всего несколько мгновений, и поэтому спешил насладиться этим пышным и в то же время эластичным телом.
— Какой ты волосатенький. Я так люблю волосатых мужчин.
— А что, у тебя их было много?
— Ты у меня первый, — покраснев, произнесла она тихо.
— Как первый?
— Разве ты не понял?
И тут только до Узбека дошло, что Венера была девственницей. Это еще сильнее возбудило его. Он сильно, с каким-то садистским наслаждением, грубо провел рукой промеж ее ног и почувствовал что-то липкое — это была кровь. Но это не остановило его. Он вновь захотел ее.
— У нас будет ребенок? — наивно спросила она, когда они, расслабленные и умиротворенные, лежали на нарах.
— Откуда я знаю, может быть.
— Давай еще, — попросила она. — Я хочу ребенка.
В дверь уже барабанили.
— Погорелов, на выход.
— Все, любовь моя, — шептал Узбек, не в силах оторваться от этого дурманящего белого тела. — Все…
Когда он вернулся в камеру, все по-прежнему крепко спали, кроме Питерского. Он сидел на шконке и курил. Увидев изможденного, уставшего Узбека, но радостно улыбавшегося, он оторопело уставился на него, не в силах понять, что произошло.
— Тебя прессанули? — спросил он сочувственно.
— Обошлось.
Не раздеваясь, он плюхнулся на кровать и тут же заснул.
Через неделю Узбек получил письмо от Венеры. Она писала: "Милый Борис, я ужасно расстроена, что не забеременела, потому что| сегодня пришли месячные, а ведь я так хотела иметь от тебя ребенка, а вот Фрося каким-то образом забеременела. Я подлезла к ней, угощала маргарином и даже шоколадом, а она, стерва, смеется и говорит, мол, это все по воздуху, от Бога, мол. Ее теперь могут досрочно освободить, если родит, конечно, а то и под чистую освободят, но наша бандерша Моля Кобыла заявила, что ей подогнал сперму какой-то мужик из соседнего корпуса в презервативе. Он вы стрелил из трубки и попал в открытое окно нашей камеры, представляешь, вот чудеса! В общем, она каким-то образом умудрилась засунуть ее к себе и… зачала. Может, нам тоже попробовать, а? Только ты не обижайся, ведь если я рожу, меня наверняка освободят, тогда я смогу приезжать к тебе на свидания, да и пожениться сможем, мой прекрасненький. Как мне тебя хочется, если бы ты только знал, а тебе? Мо жет, еще как-нибудь встретимся, а? Подумай.
Письмо сразу же сожги. Целую тебя крепкокрепко, до умопомрачения. Твоя навеки Венера".
Погорелов, прочитав это письмо, сразу же, конечно, порвал его на мелкие кусочки и выбросил в унитаз. "Вот тебе и инопланетянка, вот тебе и наивное создание с розовыми снами, — думал он озабоченно.
Он не ответил на ее письмо, а весь ушел в себя, мрачно расхаживая по камере.
Питерский молча наблюдал за ним. По его ироничной улыбке Узбек понял, что он обо всем догадывается, и решил наполовину раскрыться ему.
— Ну, ты чего пригорюнился, — спросил както после ужина Питерский у Бориса, когда в камере стоял шум и гвалт от забиваемого доми но в 'козла" и от местного радио, наглухо вмонтированного высоко в стене над дверью.
— Да вот, моя любовь рожать надумала, так с горя ошалела, — просит меня ей сперму подогнать.
— В принципе ничего тут такого нет, — глубокомысленно, чуть помолчав, изрек прошляк. — Это вполне естественно. Алименты тебе не платить, на суд она не подаст, чего ты теряешь, — мрачно пошутил он. — Отгони ей, раз просит, сделай бабе доброе дело, может, она действительно тебя любит, а может, на волю вырваться хочет любым путем. Были случаи, когда молодые красавицы-зечки в лагерях любому надзирателю, чуть ли не Квазимодо готовы были дать, лишь бы родить.
Узбек так и поступил. Через полтора месяца, когда его осудили на 13 лет строгого режима, он узнал от девчат, с которыми ему случилось вместе ехать в «воронке» с суда, что Венера зачала…
Глава пятьдесят первая
Людоед напоминал теперь зверя, попавшего в мощный, очень цепкий капкан, из которого нельзя было вырваться, даже перегрызя себе лапу.
Этот капкан в виде одиночной сырой камеры с цементным полом, который по утрам специально заливался водой, чтобы на нем невозможно было спать, душил его мощную тушу.
Людоед задыхался в этой камере. В бессильной ярости и злобе он сжимал кулаки и дико бился головой о стену.
После возбужденного состояния наступала депрессия. Он целыми сутками валялся на отполированных нарах, а когда некоторые педантичные контролеры закрывали их на целый день на замок, то ложился прямо на мокрый пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87