Вечно улыбающийся, доброжелательный, но умеющий вовремя урвать себе кусок получше, он стал душой камеры.
Саша организовал своеобразную артель игроков, сам знакомился в аэропорту с каким-нибудь приезжим с Севера, брал такси, водитель которого на него работал и был с ним в сговоре. Тут же крутился его кент, который делал вид, что никого не знает, и просился, чтобы его тоже подвезли до города. По дороге он, как бы между прочим, предлагал богатому пассажиру поиграть в картишки, в «секу», чтобы «убить время». Почти каждый пассажир соглашался, тем более что «сека» на первый взгляд казалась безобидной игрой. Играли по копеечке, но по правилам игры снижать ставку было нельзя, а только увеличивать, в противном случае это считалось проигрышем, а проигрывать, как известно, никому не охота. Так что сумма ставки в несколько копеек возрастала за сравнительно короткое время до нескольких десятков, а то и сотен тысяч рублей.
Через определенное расстояние водитель такси останавливал машину и подбирал еще одного «случайного» пассажира, который тоже являлся участником жульнического трио.
Бравая команда разыгрывала небольшое театральное действо, не отличающееся особым мастерством и искусством, и доверчивого пассажира «технично» облапошивали на изрядную сумму.
Посыпались многочисленные жалобы в милицию, и Сашу вместе с его кентами вычислили. Теперь он доказывал следователям, что никакого мошенничества фактически не было, что он жертва несправедливости и бесправия. Многие сокамерники сочувственно кивали ему головой, а про себя посмеивались и в душе возмущались его наглостью: «Заграбастать такие деньги — и считать себя невинным!»
Словом, жизнь в камере пошла веселая — шуляги знали много забавных историй и то и дело прикалывали их — благо имелись свободные уши. А когда в камеру закинули известного вора-карманника по кличке Макинтош, то стало еще веселей. По вечерам в камере стоял гомерический хохот, и время проходило быстро и незаметно, только смех этот отдавал какой-то искусственностью, деланностью, хотя некоторые смеялись от души, словно дети.
Смеялся до слез иногда и Виктор, на время забывая, где он находится, но когда приходил в себя, то снова ощущал чувство безысходности.
Макинтош тоже не всегда был весел. Он с досадой вспоминал иногда дурацкую историю, приключившуюся с ним несколько лет назад.
Когда Осинин любопытства ради поинтересовался у «кошелечника», который «работал по мужикам», какая у него была самая крупная «покупка», то он поведал Виктору довольно интересную с психологической точки зрения историю.
Как-то Макинтош зашел на автовокзал, чтобы «подзаработать» немного деньжат, предварительно уколовшись морфушой. (Тогда он работал четко, спокойно и уверенно, с большим самообладанием и виртуозностью, выуживая кошельки и лопатники у фуцманюг. Его профессионализму и искусству мог бы позавидовать сам Кио и Акопян. )
Вдруг Макинтош увидел упитанного «жирного гуся» (тот был прилично прикинут) и сразу понял — это его жертва.
Он подошел к нему, накинув для фортецелы пиджак на руку, и молниеносно прощупал все карманы своей жертвы, так что мужчина даже не повелся. Фуцин был пуст как барабан, но краем глаза Макинтош устриг, что сиротливо стоявший в углу здания невзрачный саквояж с облезлой ручкой принадлежал фраерюге.
Улучив момент, он разбил его саквояж, быстро просмотрел все его внутренности и, не найдя ничего толкового, решил прихватить от нечего делать какой-то сверток, еще не зная, что там находилось. Сунув его под мышку, Макинтош незаметно вышел на улицу, чтобы сесть в троллейбус. Пропустив транспорт, который шел не в его сторону, он от нечего делать остановился и решил узнать, что же было в том свертке.
Оторвав уголок, он с удивлением увидел в руках кусочек стольника и понял, что там была крупная сумма денег. Его словно пронзило электрическим током, но в это время кто-то похлопал его по плечу:
— Земляк, гони-ка сверток! Перед ним стоял бугай, его терпила. Макинтошу ничего не оставалось делать, как вернуть его законному владельцу.
Через месяц он узнал от своих собратьев по ремеслу, что его фуцманом был крупный растратчик и что в свертке, который он у него насадил, было ни больше ни меньше — 250000 рублей.
Бедный Макинтош слег в больницу. Целый год он пил валерианку и почти ничего не ел, заглушая голод сигаретами. Воровать он уже больше не мог. У него появился какой-то страх и неуверенность — стали дрожать пальцы, и чувствовал он себя каким-то разбитым и подавленным.
Макинтош так бы и остался дисквалифицированным, если бы не его кенты — карманники.
Один из крадунов догадался сунуть руку Макинтоша в сумку одной женщины и, придержав ее, заставил взять кошелек.
Только после этого Макинтош почувствовал в себе уверенность и через некоторое время начал успешно и профессионально обкрадывать «честной» народ.
Глава сорок третья
Котенкин выжимал из «Волжанки» последние соки. Ему надо было оторваться от ментов как можно дальше, но ехать в «засвеченной» тачке было в высшей степени глупо и опасно.
Поэтому, выехав за город, он переоделся в цивильный костюм и сбрил бороду и усы.
Людоед знал, что на первом же посту ГАИ его тормознут, а отстреливаться ему нечем, и поэтому у него созрел план — достать другую машину, прорваться до ближайшего железнодорожного узла и оттуда махнуть на Север, в город С. Там проживала его любимая подруга Люся, с которой он прожил около двух лет после того, как покинул негостеприимное казенное заведение с названием ИТУ (исправительно-трудовое учреждение) — лагерь для зэков строгого режима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87