Распахнулась дверь, и в комнату шагнул Инносентио Эрнандес.
– Дмитрий! Рад тебя видеть.
– И я рад тебя видеть, Инносентио, – кивнул Борзой.
Лицо стоящего рядом Косяка выразило удивление – наверное, из-за того, что Инносентио назвал Борзого по имени, которое тот слышал в первый раз.
– Вам что-нибудь нужно, мистер Джонсон? – обратился он к нему.
– Нет, Косяк, спасибо. Ты ничего не хочешь, Инносентио?
– Пива не найдется?
– Конечно, найдется.
Косяк улыбнулся и вышел из комнаты. Эрнандес пересек ее в три шага и уселся на диванчике напротив Борзого. Это был крупный человек более шести футов роста, весом фунтов двести пятьдесят, темноволосый, гладко выбритый, с улыбающимися глазами. Борзому он всегда казался огромным ребенком.
Вернулся Косяк, он принес бутылку пива, которое протянул Инносентио, и тихо вышел из комнаты.
– Как тут наш гость? – спросил тот добродушным тоном, откупоривая бутылку.
– Живой. Я обещал только это.
– Ты должен думать сначала о деле, а потом уже об удовольствии, – засмеялся Эрнандес.
– Да, удовольствие было огромное, – усмехнулся Борзой. – Жалко только, что мало.
Его собеседник пожал плечами.
– Какой с него будет толк, если мы его покалечим и у него отобьет память? Надеюсь, ты не переусердствовал?
– Нет, к сожалению…
– Да ладно, хватит тебе. Теперь он будет посговорчивее.
– Надеюсь. Я несколько раз даже прекращал э-э-э… процедуры, потому что боялся, что он умрет. Цени мое великодушие.
– Ценю, – Инносентио отхлебнул из бутылки и поставил ее на пол рядом со своими кроссовками неправдоподобно большого размера. – Мне сказали, что мы должны любым способом заставить его выступить и заклеймить правительство США. Это, с одной стороны, внесет смятение в ряды «Патриотов», а с другой, вызовет резкие меры к ним со стороны правительства. Вот повезло этому кретину Маковски, правда? Так легко прийти к власти…
Борзой просто кивнул, не имея желания разговаривать на эту тему.
– А где он?
– Холден? В гараже. Отдыхает. Ты хочешь перегрузить его в багажник?
– Да. Как ты думаешь, инъекция его не прикончит? Не хочу, чтобы он очнулся по дороге.
Борзой задумался.
– Думаю, выдержит. Что ты собираешься ему вколоть? Пентатол?
– Да, – кивнул Эрнандес. – А что это на столе?
– Его вещи, – сказал Борзой, взглянув на кобуру.
Инносентио встал и подошел к столику.
– Можно?
– Конечно.
Эрнандес поднял кобуру.
– Для «Беретты»?
– Да.
Он вынул из ножен нож и восхищенно присвистнул.
– Ух ты, вот это оружие. «Защитник», – прочитал он надпись на лезвии. – Ручная работа?
– Наверное.
Инносентио взмахнул, им и клинок со свистом рассек воздух.
– Отличный нож, – вздохнул он. – Уж я-то в них разбираюсь. Esta bien. Продай, Дмитрий. И нож, и кобуру. Я ведь тоже иногда ношу «Беретту».
Борзой сам хотел оставить эти трофеи себе, чтобы они напоминали ему о том, что когда-то принадлежали одному из главных врагов, с которым он справился, – Дэвиду Холдену, но Инносентио был старым товарищем, в чьих услугах он еще нуждался.
– Ладно, пусть это будет моим подарком тебе, Эрнандес. Пусть нож послужит тебе в боях с капиталистами, и я буду доволен этим.
– Ты настоящий друг, Дмитрий! – воскликнул Инносентио, вгоняя нож в ножны.
– Только пообещай, что глаз не будешь спускать с Холдена, – сказал Борзой.
– Даю тебе честное слово, amigo! – засмеялся тот.
Глава двадцать четвертая
Дэвид очнулся.
Ему было тепло и приятно.
Он лежал в кровати и был укрыт легким одеялом. Комнату ярко освещал солнечный свет, проникающий сквозь прозрачные шторы.
Он приподнялся, чувствуя боль в затекших мышцах, и отбросил одеяло. Грудь, живот и пах покрывали синяки и кровоподтеки. Язык распух и еле ворочался во рту. Он произнес несколько слов, чтобы убедиться, что может разговаривать. Это получилось, но с трудом.
Он медленно опустил ноги на пол и потихоньку встал с постели. Живот свело судорогами, и он едва не упал на колени, но справился со спазмами и сумел выпрямиться, придерживаясь за кровать. Дэвид отдышался и обвел взглядом комнату.
На стуле висела одежда. Чистая и размер подходящий. На прикроватном столике – его «Ролекс». Он потянулся и надел часы на руку. Судя по календарику на циферблате, он выпал из жизни на целых четыре дня.
Пачка сигарет и зажигалка. Холден открыл непочатый «Винстон», закурил и закашлялся.
Затем мелкими шажками подошел к окну и выглянул в него. Внизу – залитый солнцем маленький садик с необычными яркими цветами. За ним – широкая лужайка с растущим по периметру густым, аккуратно подстриженным кустарником. Далее – высокий забор.
Дэвид повернулся и направился к двери, чувствуя легкое головокружение от сигаретного дыма. Повернул ручку – она, к удивлению, подалась, и дверь раскрылась. Он выглянул в коридор – недалеко от двери стоял стол, за которым никого не было, но на нем находилась ваза со свежесрезанным букетом.
Холден захлопнул дверь, прислонился к стене и закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти события последних дней.
Пытки. На теле еще были свежи их следы. Больше всего болели мышцы живота от побоев, а кожа приобрела синюшный цвет.
Он заметил небольшую дверь в противоположной стене комнаты и направился к ней. Нащупав за дверью выключатель, щелкнул им.
Ванная. Дэвид поднял крышку унитаза, бросил в него окурок и спустил воду. Подошел к зеркалу, потер ладонью отросшую щетину и решил побриться обнаруженным здесь же одноразовым станочком. Потом почистил зубы новенькой зубной щеткой и улыбнулся. Жизнь потихоньку становилась не такой уж бессмысленной, как он думал вначале.
Рядом с ванной висели большие свежие полотенца, на полочках стояли пластиковые бутылки с шампунем и красочные упаковки с мылом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36