— Ничего у нас не выйдет. Статью написать можно, но цензура не позволит ее напечатать.
— Почему?
— В такой публикации усмотрят попытку критиковать устав. А это запрещено. Если хотите, надо написать свои соображения министру обороны.
— Ничего не выйдет. Мое письмо ничего наверху не пробьет. Вот если бы его в газете напечатать…
Так до сих пор арест офицеров с содержанием на гауптвахте — норма, унижающая человека, вооруженного защитника Отечества, продолжает жить. И никто из записных демократов не берет в толк, что государство, посылающее человека в погонах на гауптвахту, нарушает права человека на честное имя, не уважает честь и достоинство своих офицеров.

* * *
Генерал пишет служебную аттестацию на подчиненного.
«Полковник Таран по натуре борец. До обеда он всегда борется с голодом, после обеда — со сном».
ГЕНЕРАЛ «ВПЕРЕД»
В Центральном музее Вооруженных Сил мое внимание привлек незамысловатый экспонат — документ, подписанный генерал-полковником Ю. Зарудиным. Фамилия эта мне ничего не сказала, если бы не фотография, помещенная на стенде. С нее глядело лицо знакомое, хотя несколько изменившееся за те годы, что мы не встречались.
Наше первое знакомство было ознаменовано курьезным событием.
За год до венгерских событий 1956 года журналистская командировка занесла меня в один из гарнизонов Прикарпатского военного округа. В день, когда я уже собирался уезжать, командир мотострелкового полка, полковник, Герой Советского Союза пригласил меня побывать у него на показном занятии по физической подготовке. Оно должно было стать методическим образцом для всех подразделений полка. Готовил занятие сам полковник, и по всему чувствовалось, что дорожил им.
По правде говоря, я не испытывал острого желания присутствовать на занятии, которое с самого начала готовилось как образцовое. Изучать жизнь воинских подразделений на показных уроках то же, что судить об армейской действительности по картинкам строевого устава. Но полковник был мне симпатичен — молодой, энергичный, он все делал с каким-то нерастраченным азартом, заражал им всех остальных. Я согласился.
В спортивном городке, оборудованном продуманно и толково, была построена рота. Здесь же стояли в строю офицеры — командиры батальонов, рот, взводов, — наблюдатели.
Чтобы не мешать никому, не отвлекать внимания, я отошел в сторону, достал блокнот и сел. Поскольку все спортивные снаряды постоянно находились на открытом воздухе, заботливые старшины сделали для них специальные чехлы. Кони, например, предназначенные для прыжков в длину, были покрыты аккуратными металлическими коробами, окрашенными масляной краской. На одном из таких коробов я и устроился.
Несколько минут с интересом следил за тем, как шло занятие. Спорт привлекателен не только когда умение демонстрируют мастера. Не менее интересно наблюдать за тем, как молодые ребята, еще год-полгода назад и понятия не имевшие о своих спортивных способностях, начинают заниматься снарядной гимнастикой.
Вдруг мне показалось, что кто-то стонет. Звук раздавался где-то поблизости, но откуда он шел — непонятно.
Я огляделся и ничего не заметил. В тот же момент стон повторился, и я почувствовал, что сиденье подо мной вздрагивает.
Не понимая еще, в чем дело, я встал и приподнял короб. Под ним обнаружился лежавший на боку солдат. Он уже почти задохнулся и, жадно хватая воздух широко открытым ртом, глядел на меня обалдевшими глазами.
Мое открытие не осталось незамеченным. Уже через минуту рядом стояли командир полка и его заместитель по политической части.
Двух слов было достаточно, чтобы понять суть случившегося. Солдат решил ускользнуть от занятий и за несколько минут до их начала забрался под лежавший на земле короб. Если бы я не сел на его убежище и тем самым не ликвидировал все щели, через которые внутрь проникал воздух, возможно, все бы у него и сошло.
Был ли то «сачок» — человек, привыкший бессовестно отлынивать от работы и занятий, или солдат решил на спор доказать товарищам, что сумеет исчезнуть с глаз начальства самым неожиданным образом, не знаю. Только факт остается фактом: нарушение было налицо, причем нарушение безобразное, возмутительное. В этой ситуации мне понравилось поведение полковника. Он ничем не выдал своего раздражения.
Иной командир, взбешенный случившимся, тут же на месте объявил бы солдату взыскание, причем, как говорят в армии, размотал его строгость на всю катушку.
Одним из серьезных начальственных недостатков, на мой взгляд, было и остается неумение сдерживать чувства, стремление пользоваться дисциплинарными правами под горячую руку. А это неизбежно ведет к разного рода перекосам, порой анекдотическим.
За годы учебы в военной академии я участвовал в девяти военных парадах на Красной площади. Во время подготовки к одному из них мы занимались на Садовом кольце у Зубовской площади. Жил я на улице Чернышевского у Лялина переулка. В принципе добраться до места занятий никогда не составляло трудностей. Но это в принципе. Однажды в силу транспортных обстоятельств я и капитан Карпейкин задержались в пути. Опоздание было незначительным: минуты на полторы-две. Тренировка еще не начиналась, но парадный полк уже стоял в строю.
Видя, что есть опоздавшие, командиры нервничали. В этих условиях, достаточно хорошо зная психологию своего комбата, я решил не идти на занятие вообще. Карпейкин пошел. И тут же получил взыскание, которое ни в коей мере не соответствовало тяжести проступка — двое суток ареста.
Я пришел на тренировку только на другой день. Встал в строй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101