Корицкий делал вид, что все нормально, все так и должно быть, как оно есть. Раскочегарив камин, он возвращался на место.
— Мистер Стоун, вы два раза останавливались в отеле «Хилтон» в Лондоне. Это на Парк Лейн?
— Нет, сэр. Однажды это был «Хилтон Кенсингтон», в другой раз — «Олимпия».
— Прекрасно. Какие станции метро в Лондоне связаны с железнодорожными вокзалами?
— Метро и вокзал Чаринг Кросс. Затем станции Ватерлоо, Виктория, Элефант энд Кэсл, Стратфорд, Ливерпуль-стрит…
— На какой станции пересекаются Центральная ветка с линиями Виктория и Бейкерлоо?
— На Оксфорд серкус, сэр.
— Взгляните. — На колени Андрея легла цветная открытка с изображением какого-то здания. — Что это такое?
— Публичная библиотека в Кейптауне.
— А это?
— Здание оперы на Дарлинг-стрит.
— Это?
— Гавернмент-авеню в том же городе.
— Прекрасно. А вот эти два объекта. Откуда они?
— Это англиканский собор в Сиднее, а это арочный мост Сидней-бридж.
— Можете вспомнить, где вы видели эту панораму?
— Естественно. Набережная залива Виктории в Гонконге.
— Еще вопрос, мистер Стоун. Что такое дюйм?
— Дюйм? — Андрей на миг задумался, подыскивая ответ. — Это мера длинны. Равна двум с половиной сантиметрам.
— Не знаю, кто вы, мистер Стоун, но явно не англичанин. — Настроение у Корицкого было хорошее, и он лукаво улыбнулся. — Может, китаец?
— Я что-то не так?
— Не что-то, а все. Запомните, для англичанина дюйм — это просто дюйм. Миля — это миля. Если бы я спросил вас по-русски, что такое метр, разве вы бы стали уточнять, что это три фута и три дюйма?
— Понял.
— Отлично. Погуляем по нашим карманам. Корицкий открыл чемоданчик, стоявший у его ноги, вынул кисет из выворотной кожи. Ослабил завязку. Высыпал на ладонь кучку монет.
— Разберитесь, мистер Стоун. Что вам знакомо, чего вы не знаете.
Андрей начал раскладывать монеты на две кучки. Все, что ему казалось незнакомым, он собирал в одну, знакомое — в другую.
— Вот он взял в руку крупную монету с изображением женской головы, обрамленной по кругу пятиконечными звездами.
— Что это? — спросил Корицкий.
— Дабл игл — двадцатидолларовик. США. Золото.
— Сколько такое стоит?
Человек, не посвященный в тайны монетных дел, мог бы удивиться: двадцать долларов и есть двадцать долларов.
— Монета коллекционная, — объяснил Андрей. — Цена, по крайней мере, триста-четыреста долларов.
Профессор, соглашаясь, кивнул.
— А это? — Он подкинул золотую монету с изображением антилопы.
Андрей поймал ее на лету. Ответил сразу:
— Один ранд. Южная Африка. Без малого четыре грамма золота. Продается для тех, кто хранит сбережения в виде драгоценностей.
— Что это? — Корицкий подал подопечному советский рубль.
Взглянув на монету, Андрей бросил ее в кучку незнакомых ему денег.
— Не знаю, сэр. Может, монгольская?…
16
После обеда Андрей уехал на Оушн-роуд. Ему хотелось в одиночестве посмотреть на телевизионное сражение, которое готовился дать Функе сам Генри Диллер.
В назначенный час Андрей включил телевизор.
Передачу начал Дик Функе — разгребатель общественной грязи, популярный мастер острой полемики, прославившийся тем, что мог нелицеприятными прямыми вопросами ставить в тупик влиятельных, остроумных и неуязвимых политиканов.
Одетый подчеркнуто просто, под человека из народа, Функе расхаживал с микрофоном в руке перед экраном, на котором проплывали кадры, снятые с высоты птичьего полета. То были картины девственных лесов, полей и больших городов.
Говорил Функе спокойно и нарочито тихо, чтобы полнее создать обстановку интимного общения со зрителями.
— Дамы и господа, не надо завидовать астронавтам. Мы с вами все путешествуем по Вселенной с незапамятных пор. Мы летим на космическом корабле под названием Земля. Все до одного. Летим, совершая бесконечное путешествие вокруг Солнца и вместе с ним движемся в неведомую даль в великом мировом пространстве. Наш благословенный корабль снабжен всеми системами жизнеобеспечения. Они остроумны, надежны и, самое главное, все время самообновляются. Они столь щедры, что могут удовлетворять потребности миллионов людей. Испокон веков мы принимали дары природы как нечто само собой разумеющееся. Мы считали возможности систем нашего корабля безграничными. Мы брали и продолжаем брать у природы богатства без мысли о том, что они конечны. Наконец, мы решили провести ревизию, и первые же результаты заставили нас встревожиться. Уже не ученые, уже все мы, маленькие люди Земли, видим, что беда идет от нас самих. И она грянет, если мы не перестанем злоупотреблять возможностями наших систем жизнеобеспечения. Мы должны следить за их сохранностью. Иначе нас ждет жестокое наказание. И это наказание — смерть всего живого.
За спиной Дика Функе во всю ширь экрана развернулась панорама прерии. На переднем плане, безжизненно откинув голову, лежала овца. Пена запеклась на ее губах. И дальше, до самого горизонта, до места, куда достигал человеческий взгляд, лежали овцы. Одна рядом с другой. Все мертвые, страшные, оскалившие зубы в предсмертной агонии.
Голос Функе звучал апокалиптически:
— Вот они, провозвестники нашего общего будущего! Сегодня это три тысячи овец. Только случайность, что там не было человеческих жертв. А если бы воду из отравленного колодца пили не овцы, а люди? Что могло случиться тогда? Разве это не сигнал тревоги? Разве это не обвинение тем, кто не думает о будущем нашей земли, кто не думает о благополучии будущих поколений?…
— Извините, мистер Функе, — перебил обозревателя Диллер, до того молча сидевший за гостевым столом. — Все, что вы говорили раньше, я слушал со вниманием и интересом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74