«Выметем мусор с улиц родного города», – курсанты в очередной раз призадумались: о ком это? Не найдя ответа на поставленный себе же вопрос, они завернули за угол, где красовались два бачка с надписями:
«Для мусора». По всей видимости, выметать следовало именно сюда.
За углом оказались не только бачки, но и... труп. Курсанты озадаченно остановились. Мужчина средних лет в сером костюме при галстуке и в одном ботинке лежал, распластавшись, посреди беговой дорожки, мешая запланированному тренером Садюкиным утреннему моциону. Он лежал лицом вниз, отчего возраст трупа определялся лишь приблизительно. Лет этак сорок с хвостиком. Еще не высохшая красная лужица говорила о том, что мужчина убит совсем недавно.
– Поза неестественная, скорее всего его сюда подбросили, – многозначительно сказал Кулапудов и подошел ближе. – На теле следы побоев. Сопротивлялся.
– Да-а, – только и смог сказать Пешкодралов.
Федор Ганга покопался в карманах и выудил оттуда кусок мела. Со знанием дела он подошел к трупу с твердым намерением обрисовать позу убитого.
Склонился. Труп приподнял голову и мутными глазами посмотрел на Федора.
– Вот уже и черти мерещатся, – со спокойной обреченностью сказал покойник, дохнув на курсанта крепким, специфическим запахом, и бессильно уронил голову на прежнее место.
Сзади подошел Зубоскалин и положил руку на плечо Федора.
– Че ты ерундой страдаешь? Нарисуй лучше тетку на асфальте или, на худой конец, палку колбасы. У тебя только белый мелок? Жаль, в цвете получилось бы приятнее.
– У него же кровь, – попытался загладить свой промах Ганга.
Дирол принюхался и улыбнулся одной из своих широченных улыбок, за которую и получил прозвище. Эх, Голливуд по нему плачет!
– Ага, томатная.
– Черт!
А как Федору хотелось помочь в нелегком деле доблестной милиции!
Впору самому довести труп до готового состояния.
– Ну и что? Оставлять его здесь?
– А ты хотел приватизировать? – Зубоскалин любовно взглянул на мертвецки пьяного гражданина. – Хотя ты прав, такой экземпляр упускать нельзя. Родина нам этого не простит. Пешкодралов, мы должны помогать Родине?
– Да вроде, – не понимая, к чему это клонит Дирол, туповато ответил Леха.
– Вот-вот. Ты у нас ходок отменный, будешь гонцом.
Тренер Садюкин нервно прохаживался по плацу, недружелюбно поглядывая на секундомер, словно тот был виновен в пропаже курсантов. Стрелка сделала вот уже два лишних круга, а они все не показывались из-за поворота. Садюкин чувствовал, как у него от напряжения вырабатывается вредный адреналин и коварно разливается по телу, заражая собою здоровые, вышколенные спортом и правильным питанием органы. Это нервировало Садюкина еще больше. Казалось, от волнения и болезнь усилилась. Он уже представлял себе, какими пытками под названием упражнения он оторвется на курсантах, как вдруг один из них появился на горизонте, выказывая чудеса скорости. От такого приятного зрелища тренер прослезился.
– Тру-уп! – взревел Пешкодралов, еще на подходе к плацу.
Глаза его довольно натурально были вытаращены, словно Леха и вправду только что увидел тело не вполне живое.
Начинавшее повышаться настроение напрочь испортилось, давая простор разбушевавшемуся не на шутку адреналину.
– Около школы труп!
Такое событие на преподавательской памяти Садюкина случилось впервые.
За двадцать пять лет службы. И Садюкин растерялся.
– Какой труп?
– Мертвый.
«Резонно», – заметил про себя тренер и попытался собраться.
Получилось не очень, но во всяком случае с помощью этих усилий ему удалось сообразить, что начальству докладывать пока рано, вдруг курсанты что-нибудь перепутали. Нужно лично пойти и посмотреть, кто это там в неположенном месте валяется, нисколько не согласуясь с уставом школы.
В нем ничего не говорится о посторонних предметах у стен заведения.
Приказав Пешкодралову указывать путь, Садюкин двинулся к тому злополучному углу, где произошла трагедия. При виде открывшейся картины тренер почувствовал, как у него обострился гастрит. Яркое солнце заливало тротуар, по совместительству служащий курсантам беговой дорожкой, и их самих, курсантов, копошащихся возле распростертого тела мужского пола. Ганга заканчивал эскиз контура умершего. Зубоскалин проверял пульс. Утконесовы брали кровь, растекшуюся лужицей, на экспертизу.
– Соли маловато, – заметил Антон Утконесов, слизывая с пальца красную каплю.
Садюкин почувствовал, как тошнота подкатила к горлу и застряла там.
Тело не подавало признаков жизни.
– Сбила машина. Прямо на наших глазах, – доложил Кулапудов, производя замер следов от шин неизвестного автомобиля, проехавшего по асфальту, возможно, еще вчера. За неимением необходимых средств замер производился на глазок, пятерней.
Тренер, человек, храбро сражающийся с целлюлитом и циррозом печени, в данном случае никак не мог найти в недрах своей души самообладания, отчего вся его фигура уверенности в сердца посторонних не вселяла.
Самое обидное было то, что Садюкин хоть и состоял в рядах внутренних вооруженных сил, но в силу своей специальности в тонкостях сыскного дела не разбирался. Как действовать дальше, он не знал.
Единственное, что приходило в голову, это совершенно ненужная в данном случае бессмертная фраза: «А теперь Горбатый».
Серьезный Зубоскалин, мнущий запястье у трупа в поисках недостающего пульса, завидев Садюкина, произнес:
– Фрол Петрович, я номер машины записал. Может пригодиться.
Не отрываясь от своего занятия, курсант протянул маленький блокнотик тренеру. Садюкин взял его, и рука предательски дрогнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14