Причем в детские дома я не собирался давать ни копейки – это абсолютно точно. Нет, большие деньги – это для особенных людей. Не будем даже мечтать.
И, чтобы окончательно разорвать невидимую нить, которая в один миг связала его с соблазнительными коробками, Корнеев обернулся и громко сказал:
– Вадим, не поверишь, что я нашел! Деньги. Целый мешок! Не знаю, сколько здесь, но миллион-то уж точно...
– Два миллиона, придурок!
Голос лесника прозвучал, как гром среди ясного неба. Они совсем про него забыли. У Корнеева даже появилось в какой-то миг ощущение, что лесник исчез, распался на атомы, растворился в болотном тумане. А он никуда не делся. И сейчас он стоял на пороге погибшей церкви, огромный, злой, мокрый, а в руках у него по-прежнему было ружье. Но хуже всего было то, что под ружьем он вел за собой насквозь промокшего и впавшего в беспросветное отчаяние Крупицына.
«Стало быть, пока мы тут дрыхли, этот скот обшарил остров и нашел Крупицына, – подумал Корнеев. – Факт печальный, но что тут можно поделать? Так уж вышло. Кто виноват, что Фишкин нарвался на выстрел, а я потерял зрение? Судьба. Интересно, почему он не прикончил Крупицына там, на месте? Что он задумал?»
Лесник не стал томить их неизвестностью. Он впихнул Крупицына внутрь помещения и вошел сам. Дуло ружья смотрело теперь на Корнеева.
– Проворный ты, голуба! – сказал он то ли с одобрением, то ли с раздражением. – Везде успеваешь. Вот уже и на мои денежки глаз положил.
– Не думаю, чтобы они твои были, – осторожно сказал Корнеев. – И уж точно знаю, что они не мои. А чужое меня не интересует, можешь успокоиться.
– Чужое – оно чужое, пока ты его себе в карман не положил, – усмехнулся лесник. – Так оно всегда было, во все времена. И ты, если бы не я, положил бы эти деньги в карман и глазом не моргнул бы. Что, скажешь, не так?
– К чему эта дискуссия? – пожал плечами Корнеев. – Говори прямо – чего хочешь?
– И то верно, – кивнул лесник. – Скажу. Во-первых, скажу, что повезло вам, ребята. Здорово повезло. Я с вами откровенно, так что не обижайтесь. Я ведь вас порешить собирался, чего уж там. Не со зла, конечно, а просто, сами понимаете, расклад такой. А теперь не получается.
– Что так? – спросил Корнеев. – Совесть проснулась?
– Совесть к старости просыпается, – возразил лесник. – Когда человек спит плохо и все вспоминает, каких он злодейств в своей жизни натворил. А я пока сплю хорошо. Нет, дело не в этом. Тряхнуло меня сильно. Сначала этот гад Али ножичком прошелся, потом ты меня пулей контузил, а уж когда молния сквозь меня прошла...
Он помотал головой, словно до сих пор не верил, что подобное могло с ним случиться.
– Чудо, конечно, что я живой остался, – признался он. – Но тряхануло меня крепко. Я с этой минуты сам не свой стал. Сколько в беспамятстве валялся – даже не помню. И теперь в голове нет-нет, да будто отключается что-то.
Он вздохнул и осторожно покрутил головой, словно боялся, что в любой момент она может отвалиться.
– Одним словом, мужики, предлагаю вам мировую, – продолжил он. – Дождь, похоже, кончается. С рассветом я назад собираюсь. Одного могу взять с собой. Но на жестких условиях.
– Что за условия? – спросил Корнеев.
– Во-первых, при мне пистолет выбросишь. Во-вторых, груз понесешь. Самому мне не управиться. В-третьих, молчать будешь. Ну, за это отдельная плата. Дам вам на всех одну коробку – согласны?
– А если не согласны?
– Тогда один конец. Эти двое не ходоки у тебя. А с тобой придется по законам военного времени поступить, извини. А за коробками придется самому лишний раз сходить. Тяжеловато будет, но что делать?
– Ты тоже извини, – сказал Корнеев, – но пистолета у меня нет. Решил, что прикончил тебя, и выбросил. Можешь обыскать, если не веришь.
Лесник скептически посмотрел на Корнеева, покачал головой.
– Эх, интеллигенция московская! – сказал он снисходительно. – Разве ж такие вещи выбрасывают? А если бы, к примеру, я все же решил бы вас сейчас порешить?
– А правда, почему бы тебе нас не порешить? – с искренним любопытством спросил Корнеев. – Надежно было бы. Ну подумаешь, лишний раз бы через болото сходил!
– Я бы, может, так и сделал, – сказал лесник. – Только я в беспамятстве своем патронташ потерял. Ружье перезарядил, а патронташ потерял. А найти так и не смог. Теперь понимаешь? Чисто убить я только двоих из вас могу. А третьего как? Прикладом? Или ножичком глотку перехватить? Я же не мясник в самом деле! А патроны поберечь надо, чтобы мы с тобой спокойно дошли. Нет, живите, раз уж так сложилось. Может, хватит у вас ума промолчать за собственные денежки.
– А какие у меня гарантии, что, когда из болота выберемся, ты меня там не грохнешь? – спросил Корнеев.
Лесник пожевал губами.
– Да какие ж гарантии? – буркнул он. – Расписку тебе давать, что ли? Тут уж как в церкви – или верь, или не верь, – он обвел взглядом разрушенные стены и усмехнулся.
– Ладно, будь по-твоему, – сказал Корнеев. – Дотащу твое барахло.
– Оно не только мое теперь, – заметил лесник. – Оно теперь частично и ваше.
На том и порешили. Остаток вечера и ночь прошли в обстановке, слегка даже напоминающей семейную идиллию, – лесник помог перевязать рану Фишкина чистым бинтом, разделил на всех запасную одежду. Потом они все поужинали тем, что у лесника осталось, – много времени это не заняло – и улеглись спать. Вернее, сделали вид, что улеглись, потому что спать никто не мог. Разговор под дулом ружья тоже не клеился – так и просидели до самого рассвета, изредка впадая в короткое забытье.
Едва над лесом начал брезжить рассвет, лесник объявил подъем.
– Пойдем, голуба! – сказал он Корнееву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88