Хнычущий, простуженный Крупицын его раздражал.
Даже сейчас, очутившись в безопасности, он никак не хотел отпустить плечо Корнеева. Он был похож на двухлетнего ребенка, впервые отправившегося с папой в магазин. Он был перемазан тиной еще сильнее, чем Фишкин, и был похож на какую-то гротескную куклу, слепленную из грязи. Одежда у него была насквозь мокрой, и Корнеев, хотя и сам выглядел ненамного лучше, отстранил Крупицына с брезгливостью. Он не был чистюлей и эгоистом, но усталость обостряла все чувства, и не только хорошие.
– Присядь пока, Роман Павлович, – посоветовал он Крупицыну, который никак не хотел отпускать его руку. – Бери пример с Фишкина, отдохни малость. И я от тебя отдохну.
Крупицын со стоном сел на траву и схватился грязными руками за голову.
– Что же теперь будет? Где мы? – жалобно пробормотал он. – Где все? Я хочу домой.
Корнеев хмуро посмотрел на него сверху вниз, повернулся и тяжелыми шагами пошел прочь. Теперь он двигался без опаски: в гуще Черной Топи нашелся клочок самой настоящей суши – вытянутый островок, густо поросший тощими березками и осинами.
Подобные клочки земли им уже попадались, здешнее болото изобиловало такими спасительными участками, и, как показала практика, при известной сноровке и осторожности это можно было использовать, но на такое большое пространство Корнеев не рассчитывал и даже предположил, что они вышли на противоположный берег болота.
Он побрел вдоль покрытой дикой растительностью косы, где порой приходилось буквально продираться сквозь намертво переплетенные ветви кустарника и молодых деревьев, и вдруг, к своему удивлению, вышел на открытое место. Он стоял на поляне, окруженной со всех сторон буйными зарослями. Над его головой сверкало ясное голубое небо, а прямо перед ним высились развалины старого каменного дома. По некоторым особенностям архитектуры Корнеев догадался, что раньше тут находилась церковь. Верхняя часть здания и крыша почти полностью обрушились. Оштукатуренные стены облезли, обнажив ребристый скелет из бурого кирпича. На изъеденных временем ступенях цвели лиловые колокольчики, и под самые окна подступал густой бурьян, над которым вились комариные тучи. Чуть поодаль чернел покосившийся, оплетенный каким-то вьющимся растением крест. Поставлен он здесь был очень давно, потому что уже наполовину ушел в землю. Теперь, наверное, никто и не помнил, что за человек покоится под этим крестом.
Поколебавшись, Корнеев все-таки поднялся по щербатому крыльцу и заглянул внутрь здания. Он увидел абсолютно безжизненное помещение, заваленное фрагментами обрушившейся кладки, сгнившими балками, ржавыми оконными решетками. Пол в помещении был выложен каменными плитами, но и здесь кое-где пробивались ядовито-зеленые побеги. Сверху сквозь огромные прорехи заглядывало солнце. Но, несмотря на яркий свет и сочную зелень, обстановка в развалинах показалась Корнееву невыносимо гнетущей, вызывающей непонятную тревогу.
Дальше порога он не пошел, опасаясь переломать ноги, спустился с крыльца, обошел здание и двинулся дальше. Ему снова пришлось пробиваться через кустарник и гниющий валежник, и с каждым шагом настроение его падало все больше – почва под ногами становилась все более влажной, под подошвами хлюпала вода, а вскоре заросли кончились, и Корнеев опять оказался лицом к лицу с Черной Топью.
Все же он нашел в себе силы и еще немного походил по островку. Увы, это было единственное, что ему удалось открыть. Действительно, они находились на острове, клочке суши не более ста метров в длину, вытянутом, как галера, почти сплошь заросшем и покрытом древесным мусором. И кроме них, здесь не было ни одной души. Только птицы пересвистывались в зарослях.
Корнеев вернулся к своим спутникам. Фишкин спал прямо на земле, натянув на голову куртку. Крупицын, по-сиротски обхватив себя руками, сидел на траве и тупо смотрел в одну точку. Губы его слегка шевелились, будто он бормотал про себя молитвы.
«Еще не хватало, чтобы он сошел тут с ума! – недовольно подумал Корнеев. – Нет, братец, сначала изволь вернуться в Москву, а там уж делай что хочешь. А здесь будь добр держаться!».
Он подошел ближе и присел на корточки около Крупицына. Тот посмотрел на него мутным взглядом и плаксиво спросил:
– Куда вы ходили?
– Так, осматривался, – стараясь говорить беззаботным тоном, ответил Корнеев. – Не поверите, но я набрел здесь на церковь. Правда, помолиться там уже не удастся. Она разрушена. А жаль, было бы интересно посмотреть. Здание не слишком большое, но каменное. Могила чья-то рядом.
– Значит... Значит, где-то рядом жилье? – с надеждой воскликнул Крупицын.
Корнеев отрицательно помотал головой.
– Вот жилья-то как раз и нету, – сказал он. – Мы на острове. Метров сто в длину, метров пятьдесят в ширину. Но это в самом лучшем случае.
Крупицын непонимающе уставился на него.
– Как на острове? – с тревогой спросил он. – Зачем нам остров? Для чего вы вывели нас на этот остров?
Корнеев поморщился. Ему показалось, что у Крупицына вот-вот начнется истерика.
– Я вывел вас не на остров, – сухо сказал он. – Я вывел вас, куда получится. Не забывайте, что здесь я такой же чужак, как и вы.
– Нет, постойте! – возмутился Крупицын. – Вы взяли на себя ответственность, потащили нас через трясину... Я чуть не погиб! Вы не забыли?
– Разве такое забудешь? – мрачно сказал Корнеев. – Но все-таки вы не погибли. Благодаря мне и Фишкину. А уходить через болото нам пришлось вынужденно, и вы это прекрасно знаете. Иначе нас перестреляли бы, как куропаток. Те люди, которые за нами гнались, они, по-моему, без комплексов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88