Как раз подоспело очередное перемирие, и у него не выдержали нервы. «Они за чеченские бабки наступления сдают. Мирятся с бандитами. Жопу им лижут. А мы — воюй, чтобы они бабки мыли. Нет, с этими фокусниками нам не по пути!» — сказал он Жарову, когда в палатке они с горя доканчивали вторую бутылку водки.
В последний раз Жаров встретился с Демьяненко полгода назад, когда находился в командировке в Москве. Они случайно столкнулись на улице. Роман потащил своего боевого друга в ресторан. Жаров был потрясен, узнав, что его приятель стал руководителем одной из самых крутых московских преступных группировок.
— Они меня брали на работу как обычного быка. Как тело, которое может стрелять и которое в случае чего не жалко. Мой босс слишком поздно понял, что я для этой роли не гожусь… Суки они, блатные. Хотел меня грохнуть. Просто так. Потому что я ему нравиться перестал. Для него, гада, отдать приказ кого-то загасить, что для меня стакан пепси выпить. Привык чужими руками жар грести. Не знал, как оно, на самом деле, убивать…
— И что?
— Он в могиле. Я прибрал всю банду. И устроил такое землетрясение…
Жаров вздохнул и сказал:
— Значит, ты тоже… Все, теперь у нас дороги разные.
— Как скажешь, — устало произнес Роман.
— Ты перешел на ту сторону.
— Та, эта сторона. Не так все просто, Виктор… А телефончик оставь себе. Пригодится.
Пригодился. Жаров еще раз убедился в том, что нет таких дорог в мире, которые не могут пересечься.
— Мне Романа, — сказал Жаров, услышав из трубки томное женское «але».
— А кто говорит?
— Жаров.
— Не помню такого.
— А ты передай ему. Он помнит.
— Оставьте ваш телефон.
Жаров дал контактный номер.
На следующий день Роман ему позвонил.
— Здорово, майор… В семнадцать ноль-ноль, завтра, у почтамта на Кирова.
— Понял. Но…
— Договорились. Гудки…
Ривкин читал очень быстро. Он проглатывал листы за несколько секунд, с быстротой фокусника делая отметки желтым фломастером. Весь доклад был исчеркан этими пометками. Дочитав, он откинулся на спинку стула, потянулся так, что кости хрустнули, ослепительно улыбнулся.
— Пока все идет как по маслу, — произнес он, блаженно щурясь.
Артур Уайт кивнул:
— Пока — да.
— Все получится, Уайт. Наши имена золотыми буквами впишут в историю свободного мира.
— Или в документы комиссии Конгресса по расследованиям.
— Артур, кем вы хотели стать в молодости?
— Я из набожной провинциальной семьи. Отец хотел, чтобы я стал пастором.
— А вы стали рыцарем плаща и кинжала. Вам не кажется это символичным?
— В чем?
— Хоть в другой роли, но вы продолжаете нести истинную веру в мир. Мы — миссионеры, несущие истинные ценности.
— Вы верите во все это?
— Еще бы. Трудно заниматься такими делами без веры… Я вижу, вам не нравится сама идея «Местного контроля». Но не мне вам объяснять, что ЦРУ — вовсе не орган для сбора информации о мире. ЦРУ — орган геополитического конструирования. Орган перестройки этого мира. И никак не меньше, Артур.
— Да, это становится понятным после месяца работы в управлении.
Уайт вынужден был признать правоту слов Ривкина. Эта истина с каждым годом удручала его все больше и больше. «Специальные операции» — термин, обозначающий ходы управления в геополитических шахматах, в которые оно играет уже более полусотни лет. Съедаемые фигуры в этой игре — политические деятели, президенты, режимы, а иногда и целые страны. Основным смыслом мирового политического процесса в течение послевоенных десятилетий являлось глобальное противостояние с Советами. Сегодня оно завершено в пользу США. Настало время конструирования мира, когда можно не считаться с главным противником и кроить мировое одеяло по собственному усмотрению.
Естественно, в такие игры не играют в белых перчатках. «Специальные операции» — это пуля во лбу какого-нибудь африканского лидера, это горящий президентский дворец и расстрелянный президент Чили Сальвадор Альенде. «Специальные операции» — это нескончаемый поток оружия в Афганистан и в другие горячие точки, чтобы они становились еще горячее. Это взорванные гражданские самолеты. Это координируемые масонскими ложами акции в Италии. Это поддержка «Красных бригад» и покушение на папу римского. Это разжигаемые пожары гражданских войн в Никарагуа и Сальвадоре. Это Карабах и Армения. Это неудавшиеся покушения на Фиделя Кастро и на Муамара Каддафи. «Специальные операции» — это навешивание на Ливию взорванного «Боинга». Это дестабилизация обстановки в Белоруссии. Это — наемники и оружие для Чечни. В девяностых каждый год ЦРУ проводило не меньше десятка акций, классифицируемых как значительные, то есть с бюджетом более десяти миллионов долларов. Таких масштабов деятельности, а главное, таких методов не позволяла себе ни одна разведка мира — это Уайт знал наверняка. Демонизированный КГБ никогда так не попирал божьи и человеческие законы, как это делал его конкурент. Союзы с террористами всех мастей и откровенная их поддержка ради каких-то особо замысловатых ходов, связи с мафией и наркосиндикатами, которые практически пользовались авторитетом и возможностями могущественного ведомства для проворачивания своих дел, гибель многих тысяч людей — это обычный набор методов Центрального разведывательного управления Штатов. Это — его работа. И Уайта она все больше раздражала.
— Террор. Кровь, — вздохнул Уайт. — Когда же мы остановимся, Ривкин? Где наши славные демократические ценности? Где любимые права человека?
— Ну уж вы то, мой друг, достаточно компетентны, чтобы понимать, что есть истинные цели, а что — всего лишь инструмент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47