Изорванные паруса накрыли бак, словно
саваном.
Все, кто мог, ринулись к трапам, подгоняемые хриплыми криками Билли с
полуюта. Бонс торопился восстановить порядок и открыть ответный огонь,
прежде чем фрегат подойдет ближе и обрушит на нас новый залп.
Я бежал, словно кролик. В моем плече застрял осколок, но я ничего не
чувствовал; зато после не одну неделю чуть не выл от боли.
Мы сгрудились на нижней палубе - и хуже ничего не могли придумать. Не
успели мы разобраться, что к чему, и выкатить хотя бы одну пушку, как
фрегат накрыл нас в упор вторым бортовым залпом, который пришелся по
пушечным портикам.
Последствия были ужасными. Если первый залп стоил нам полсотни
убитых, то второй унес еще больше жертв, опрокинув наши пушки и разметав
лафеты во все стороны, прямо на людей, которые лихорадочно разбирали
такелаж и всякий хлам. В несколько секунд пушечная палуба обратилась в ад
кромешный.
Сильвер лежал возле переборки, из-за которой мы с Ником когда-то
смотрели, как он сговаривается с Пью и Хендсом. Его придавило пушечным
стволом, сорвавшимся с лафета при внезапном крене "Моржа". Окорок кричал,
как ребенок, но ему никто не мог помочь - каждый спасал свою шкуру.
Во всей этой сумятице только один человек сохранил присутствие духа:
старший пушкарь Израэль Хендс. Вот уж истинно говорят, Джим, что человека
трудно раскусить. Тупица Хендс, мрачный пьяница, только на то и пригодный,
чтобы буянить или горланить песни после доброй порции рома, - этот отпетый
прохвост совершенно преображался, стоя у пушки с запальным шнуром в руках.
В такую минуту это был просто необыкновенный человек - хладнокровный,
расчетливый, отважный, как гладиатор.
Движимый каким-то инстинктом, я ринулся к нему, чувствуя, что он один
может сделать что-то, прежде чем третий залп превратит уцелевших в рыбий
корм.
На корме, в самом углу между переборкой и камбузом, Хендс нашел то,
что искал: двенадцатифунтовую пушку, которая смотрела в портик. Рядом
лежали картуз пороха и два ядра - остальные выкатились наружу.
Пушка очутилась здесь совершенно случайно. Ее почему-то не поставили
на место после килевания, но причиненное двумя залпами сотрясение каким-то
образом развернуло лафет так, что дуло смотрело как раз в последний портик
по правому борту.
Израэль поглядел вдоль ствола и удовлетворенно крякнул. Через его
плечо и я увидел, что его так обрадовало. Фрегат находился от нас меньше
чем в полукабельтове и как раз поворачивал к ветру, то ли готовясь дать
новый залп правым бортом, то ли собираясь идти на абордаж. Корма фрегата
являла собой мишень высотой с церковную стену, и Хендс, слегка поправив
прицел, поднес к заряду запальный шнур.
В общем гуле одинокий выстрел прозвучал довольно жалко, но он достиг
цели: ядро попало прямо в руль и разбило его. С этой минуты фрегат
оказался беспомощной игрушкой волн и крепнущего ветра.
Забыв о царящем позади нас бедламе, мы с Израэлем вдвоем пробанили
ствол, забили снаряд и оттолкнули пушку от переборки, которая остановила
откат. Теперь Хендс прицелился повыше, ядро пробило больверк на корме и
пронеслось над палубой фрегата, кося столпившихся людей.
Два наших выстрела произвели не меньшее действие, чем добрый бортовой
залп, и они-то нас спасли. Подойди фрегат вплотную к "Моржу", нас смяли бы
первым же натиском, и еще до конца месяца мы сушились бы под солнцем на
виселицах.
Когда начался бой, дело шло к закату. На наше счастье, сумерки в
Карибском море длятся недолго, и скоро совсем стемнело. Море, разделявшее
оба корабля, стало фиолетовым, потом багровым, потом черным, а нас все
дальше относило друг от друга. Фрегат был целиком во власти ветра.
Что же касается Бонса, то он, умело используя уцелевшие паруса,
строго выдерживал курс норд-вест. Всю ночь Билли простоял на руле, пока
остальные убирали обломки и ставили временные мачты на носу и на корме.
Плечо ныло, но мне было не до него. Уже светало, когда я наконец
пошел спать, - слабый от потери крови, правая рука висела, будто палка.
Два человека, Израэль и Бонс, выручили нас, но был еще третий, кто
отличился в этом бою, хотя и не на главной палубе. Не будь его, две трети
наших раненых не дожили бы до Саванны, куда Билли вел "Моржа".
На нижней палубе глазу открывалось зрелище, какого самая закаленная
душа на всем Мэйне не снесла бы.
Сильвер лежал с расплющенной ногой подле искалечившей его пушки.
Ослепший Пью в беспамятстве царапал грубые бинты на голове, громко стонал
и так богохульствовал, что казалось - сейчас через люк ворвется молния и
испепелит его.
Всего убитых было девяносто два, примерно столько же раненых; в числе
погибших оказались наши лучшие люди - плотники, оружейники, парусные
мастера.
Сильвер стойко переносил страдания. Я дал ему немного бренди, потом
пошел на корму, чтобы отыскать медицинский сундучок Ника, в котором лежали
его мази и инструменты. И я сказал себе, что многие на борту теперь,
должно быть, проклинают Флинта за то, что он убил нашего судового врача.
Не один член команды был обязан жизнью искусству Ника.
Лекарства куда-то запропастились, но пока я искал их, мне встретился
полупомешанный псалмопевец Джейбс Пэтмор - тот самый старик, который не
пожелал расстаться со своими кандалами, когда пираты захватили корабль в
гавани Порт-Ройяла.
Джейбс по собственному почину взял на себя обязанности судового
врача;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46