"Хорошая комната, - подумал Ровнин. - Очень даже". Он сел на диван. Тетя Валя принесла из кухни борщ, разлила по тарелкам.
- Ешь, не стесняйся, на вот ложку, - она сунула ему ложку. - Здесь, если что, и заночевать можно. Звонок от стола проведен, что случится, позвони. - Тетя Валя, нарезав крупными кусками хлеб, придвинула к себе полную тарелку. - Мы здесь все свои.
Вернувшись в прихожую, он проверил белила, развел их пожиже, заправил в пульверизатор. Взобравшись на стол, для пробы легко провел первый слой. Кажется, белила ложились хорошо. Он стал не торопясь обрабатывать потолок. Закончив участок над собой, он слезал, передвигал стол метра на два и, взобравшись, начинал обрабатывать следующий участок. Входная дверь хлопнула всего два раза. Но потом, примерно через полчаса работы, дверь стала хлопать чаще. Когда же ему осталось только добелить угол, около четырех дня, дверь уже открывалась и закрывалась непрерывно - это возвращались из техникума девушки.
Ровнин продолжал работать, почти не оглядываясь на дверь. Входя, некоторые тут же исчезали в коридоре. Но большинство девушек сначала останавливалось у стеллажа для писем. На него, кажется, пока никто не обращал особенного внимания. Сначала он пытался запомнить каждую - лицо, фигуру, походку, движения, но потом понял, что это бесполезно. Девушек было слишком много. Ровнин выделил четырех - не заметить и не выделить этих четырех было просто невозможно. Про каждую из них он мог бы сказать: королева. Особенно запомнились ему две: блондинка спортивного вида и староста общежития, статная черноволосая красавица, которую все звали Ганной. Стараясь как можно тоньше и ровней наносить последние мазки, он спокойно рассматривал входящих.
На другой день, в субботу, обходя вместе с Варварой Аркадьевной и старостой общежития комнаты, Ровнин уже знал по спискам, кто где живет. Староста общежития Ганна Шевчук была красива - темноволосая, с большими светло-карими глазами. Правда, сейчас, когда они совершали обход, ее лицо постоянно хмурилось. Она казалась несколько тяжеловатой для своих двадцати лет, но явно обладала тем, что принято называть статью.
Они проходили комнату за комнатой, и Ровнин со слов Ганны старательно записывал: где сломана кровать, где не хватает лампочки, где разбито и пока заставлено фанерой или закрыто картоном окно. Ганна и говорила медленно, весомо, тяжело, добавляя обязательное "пожалуйста":
- Андрей, пожалуйста... Андрей, пожалуйста, посмотри сюда... Девочки, пожалуйста, откройте кровати...
Когда они обошли все общежитие, Ровнин зашел в дежурку, достал блокнот, проверил записи. Дверь открылась, и он увидел тетю Полю. Она смотрела на него нерешительно. "Что это она?" - подумал Ровнин. Да, наверняка все это что-то значит. Неужели они его вычислили? Да, кажется. По крайней мере, очень похоже. И в любом случае упускать ситуацию сейчас нельзя. Никак нельзя.
- Да, тетя Поль? - Ровнин сделал вид, что изучает записи. - Значит, восемнадцатая комната - кровать. Двадцать вторая - лампочка.
- Андрюш, - тетя Поля вздохнула. - Уж ты извини, что обращаюсь. Но ты вот сказал. Помнишь, вчера-то еще? Насчет плитки.
"Вот удача!" - подумал Ровнин. Теперь только не упустить. Нет, он не упустит.
- Это насчет какой плитки, тетя Поль? - равнодушно спросил он.
- Да мне, Андрюш. Завтра как раз воскресенье. А, Андрюш? Плитку дома положить в кухне. За плитой и над раковиной. И все. Я бы не стала тебя беспокоить, да тут как раз...
Тетя Поля замолчала.
- А, - сказал Ровнин. - Плитку.
- А я эту плитку давно уже хотела.
- Где вам плитку-то? За плитой, говорите?
- За плитой, за плитой. И над раковиной.
- Далеко ехать-то до вас?
- Да какой там далеко? Зеленковская, сорок девять, квартира сто шесть. Только плитки этой у меня нет, понял? Я тебя, Андрюш, - сказав это, тетя Поля сузила глаза, - Андрюш, я тебя не обижу.
- Ну вот еще, не обижу. Нам же, тетя Поль, работать вместе, а вы "не обижу".
Утром, в восемь, Ровнин уже стоял на лестничной площадке у квартиры тети Поли по адресу: Зеленковская, сорок девять. С собой он прихватил небольшой бидон с синей масляной краской и ящик плитки, заранее взятый у завхоза. Дверь после его звонка тут же открылась; тетя Поля, увидев Ровнина, заулыбалась, заохала:
- Ой, Андрюшенька, ой, молодец! Ну входи, входи. - Она взяла его под руку, осторожно ввела: - Заходи, заходи, вот сюда. Ставь, ставь. Помочь? Ой, прям не знаю, как благодарить. Да дай помогу. Ой, Андрюш, тяжесть небось. Иди сразу на кухню, сейчас поешь, я тебе горяченького приготовила.
- Ладно, ладно, тетя Поль, - Ровнин поставил ящик. - Есть я не буду, спасибо. А вот кухня, где она у вас?
- Это как не буду? Это ты брось, я тебе и бутылочку вчера купила, тетя Поля повела его на кухню. - Садись. Да садись же.
- Нет, тетя Полечка, и пить я не буду. - Ровнин успел заметить квартира однокомнатная, обставлена небогато. - Спасибо. Я сразу лучше за работу.
- И пить не будет. Что ж я, зря старалась? Ну, рюмочку-то выпьешь?
- Нет, тетя Поль, никак. Вы что, одна живете?
- Одна, Андрюшенька, одна, - тетя Поля силой усадила его за стол. Садись. Да хоть яишенку-то съешь? А?
- Нет, тетя Поль, спасибо. Что, и детей нет?
- Как же нет? Дочь взрослая, работает под Южинском в санатории.
- А, - понимающе кивнул Ровнин.
- Двое у нее, мальчик и девочка. Я к ним каждую неделю езжу, а то, бывает, они. Ну что ж ты, так ничего не будешь есть?
- Не буду, тетя Поль. - Он встал и наскоро оглядел стену. Посмотрел, пройдет ли за плитой кисть. Как будто кисть проходила. Работы будет немного. А живет тетя Поля одна. Кажется, лучше всего сейчас с ней поговорить напрямую. К тому же вполне может быть, что Лешка в свое время именно так и сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39