– А почему в Париж?
– Потому что Метц – это Франция.
– Значит, «Лионский кредит»?
– А ты, Федя, все о грустном толковал. Скоро миллионером станешь.
– Или трупом…
– Ну, это кому как на роду написано, – философски заметил адвокат.
После того как Кишлак ретировался из ресторана, он поехал прямиком в гостиницу и приказал Скрипачу собирать отряд. В глазах его полыхало бешенство. Из рук то и дело выскакивала папироска с «планом». Горьковатый запах «дури» наполнял комнату люкса, в который никто, кроме Скрипача, не отваживался входить. Директор гостиницы получил приказ выселить всех посторонних. А для неукоснительности выполнения на его рабочий стол из кармана Скрипача вывалился пухлый конверт.
– Я его с дерьмом смешаю! – орал Кишлак, сидя по-турецки на широком диване. – Артистик! Скрипач, включи телевизор!
Тот, занятый сбором отряда, спокойно выполнил просьбу и принялся звонить дальше.
– А сейчас в нашей студии встреча с уже известным вам человеком, меценатом, спонсором многих творческих начинаний на телевидении, председателем фонда «Дети войны» Валерием Петровичем Рвановым! – бодрым голосом сообщила ведущая.
Кишлак издал вопль, похожий на боевой клич индейцев, и, схватив стоявшую на полу бутылку из-под виски, запустил ею прямо в экран!
Раздайся несильный, но впечатляющий взрыв. Искры разлетелись по всему номеру. Деревянная обшивка телевизора запылала. Удушливый черный дым повалил из его нутра.
Но Кишлак не замечал происходящего. Размахивая руками, он посылал проклятия Рваному и обещал взять телевидение штурмом, но не так, как козлы-коммуняки, а за двадцать минут, и повыбрасывать оттуда всех, кто приглашал Рваного.
– Никакого Останкина больше не будет! Раз они якшаются со сволочами, то такое телевидение народу не подходит. Скрипач! Сегодня же ночью – все на штурм! Завтра я лично скажу стране «доброе утро»!
Скрипачу было не до выполнения столь грандиозного плана. Он метался из ванной в комнату и обратно, стараясь потушить возникший пожар. И, залив огонь и задыхаясь от удушливого дыма, с трудом вытащил упирающегося Кишлака в коридор. Навстречу уже бежали пожарные.
– Спалю Останкино, как эту сраную гостиницу! Телебашня загорится спичкой!
Запыхавшийся директор остановился возле них.
– Как же так? Как же так? – растерянно повторял он. Дым распространялся по коридорам, и возникало ощущение большого пожара.
– Да потушил я, – успокоил его Скрипач. – Где тут другой люкс, видите, человеку плохо.
Кишлак замолк – ему стало дурно от дыма. Началась рвота. Опустившись на четвереньки, он дергался всем телом. Директор отступил и со словами: «Сейчас, сейчас…», – исчез. Скрипач дождался, пока Кишлак успокоится, подхватил его за талию и потащил в ближайший номер. Там раздел и уложил в ванну. Бойцы, занимавшие этот номер, скромно удалились.
В таком состоянии нашел Кишлака приехавший для серьезного разговора Цунами. Озабоченно выслушал рассказ Скрипача о пожаре и решил остаться. Мало ли что Кишлак мог еще натворить! Вместе со Скрипачом они перенесли его в люкс и положили на постель.
Кишлак бредил афганскими переживаниями.
– Через час оклемается, – предположил Скрипач. – Побудешь с ним? А то мне нужно ребят проверить.
– Объявил сбор?
– Ну да. Полный. Переходим на военное положение.
– Погоди. Поговорю с ним, может, отменит.
– Хорошо бы. Чего в такую жару заводиться? Видишь, Рваный против нас ОМОН вызвал.
– Он? – не поверил Цунами.
– А то кто ж?
– Нет. Не посмел бы. Сами приехали после того, как вы подожгли его машину. Кто ж такие вещи среди дня, да в самом людном месте?
– Гадом буду, он! Чего ж ОМОН заместо пожарных стал приезжать?
– Решили, диверсия какая-нибудь. Он же их сам и успокоил. А то бы всех повязали, – убеждал Цунами, но все больше склонялся к мысли, что Рваный на самом деле мог такое устроить. Но такое уже значило «западло».
Скрипач ушел. Кишлак метался по постели и выкрикивал боевые команды. Цунами прикрыл дверь, включил телевизор и развалился на диване. После удачного покушения на Грушу он все чаще задумывался о Курганове. Довольно редкий экземпляр. Ничем не похож на блатную шелупонь. Чувствовались в нем зрелая сила и полное безразличие к жизни. Когда он явился с Вениамином впервые, Цунами решил, что парень еще во власти зоны. Уж больно неуверенный у него был взгляд.
А сейчас приятно посмотреть ему в глаза. Такой не дрогнет. В отличие от Кишлака Курганов умел мыслить перспективно. Кишлак, наоборот, быстро реагировал на сиюминутное, точно ориентировался в обстановке, но дальше вечерней дозы «дури» не загадывал. На сегодняшний день сравнивать их было бессмысленно. Кишлак – сила, готовая растерзать любого попавшегося на его пути человека. Сила эта опирается на бешеный темперамент Кишлака и на гигантские деньги, полученные им от рэкета. Хотя и рэкетом это нельзя назвать. Просто наезжал на фирму или банк и уничтожал дотла. Но настоящего будущего за Кишлаком не проглядывалось, а Курганов весь устремлен в завтрашнее утро. Он, как молодой лев, кидался от избытка сил, не раздумывая, лишь бы подразнили добычей. Коли выживет, Цунами протянет ему руку. Так он решил, глядя на экран телевизора и не видя, что там происходит.
– Скрипач! Скрипач! Мать твою! Скрипач! – раздался ор Кишлака часа через полтора.
Цунами вошел в спальню. Тот вылупил на него свои бесцветные глаза.
– Чего кричишь?
– Ты откуда? – растерялся Кишлак.
– Пришел проведать.
– С какого бодуна? Я не ранен и не болен. Нечего меня проведывать. Или боишься, что Рваный меня пристрелит? Так зря… Завтра устрою такую охоту на волков, что и в кабинетах МУРа не спасется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164