И оказывал. Многим старался скостить сроки или выбить помилование. Но при достойных поступках не забывал о своем кармане. Сюда пришел, будучи уверенным в своем праве на опеку над финансами покойного друга.
– Лично я сам слышал от генерала, – подтвердил Унгури, не желая принимать в расчет слова Рваного.
– Насколько понимаю, Груша, Цунами и Унгури уже приготовились к вложению капитала? – осторожно продолжил прощупывание почвы Батя. Для себя он решил однозначно – пока не получит стопроцентные гарантии на самом высоком уровне, не рискнет и долларом.
– Почему они? А я?! – вмешался Кишлак. – Триста миллионов уже набрали! А если кто-нибудь уступит место, соберу еще столько же. Все равно, какой вы тут установите взнос. Я на острова нацелился круто. И пойду один!
Унгури посмотрел укоризненно, но ничего не сказал. Батя пропустил мимо ушей. Зато оживился Вейко.
– Кончайте базар! Чего базлать мимо кассы. Я готов контролировать капиталы Груши. От дохода беру сорок процентов, остальные – в общак.
Рваный заранее настроился на борьбу, поэтому, почувствовав угрозу своим интересам, встал и, сложив руки на животе, громко принялся излагать подготовленные доводы.
– Мы с Грушей много лет дружили и часто вели совместный бизнес. В отличие от остальных я постоянно на виду и могу открыто перебрасывать крупные суммы из одного фонда в другой. При моих связях легче узнавать постоянно меняющуюся политическую конъюнктуру. Мое уважение к Вейко известно всем. Но Вейко сидит в Питере и не может уделять достаточно времени планируемой сделке с правительством…
– Он – надежнее, – вставил Унгури.
– Чем? – развернулся к нему Рваный.
– Контролируемостью, – спокойно ответил старейшина.
– Я тоже – за Вейко! – крикнул Кишлак.
– Ну, вы бы, молодой человек, могли пока и помолчать, – грозно рявкнул Рваный.
Кишлак вскочил, оглядел всех бесцветными глазами и нервно спросил:
– Он имел в виду меня? Нет, вы все слышали? Ты, педрило телевизионное, я же тебя всего засуну в портативный телевизор. Ну-ка, повтори… На кого ты, сука, наехал?! Ты же не доживешь до вечера. Я херил твои связи и твою популярность. Ты для меня – дерьмо. Вон отсюда! Слышишь? Пошел вон! Артистишка сраный!
Такие оскорбления, да еще при свидетелях, не могли остаться безнаказанными. Каждый понимал это, но никто из присутствующих не вмешался и не осадил Кишлака. Уж очень всех устраивал конфликт между зарвавшимся вором в законе Рваным и «отмороженным» Кишлаком.
Рваный понял, что от него ждут ответного шага.
– Много лет назад, когда мне позволили впервые участвовать в совете, я понимал, что каждое мое слово должно подтверждаться делом. Поэтому говорил мало и отвечал за сказанное. Кишлак с сегодняшнего дня – мой враг, и никто не вправе меня осудить за ту кровь, которая прольется. А капиталы Груши вам придется предоставить под мою опеку, иначе война может продолжиться.
– Это ультиматум? – спросил Унгури.
– Нет. Ответ на ваше согласие путаться с такой дешевкой, как этот щенок.
В ответ Кишлак расхохотался и, похлопывая Вейко по колену, заверил:
– Тебе придется опекать еще и деньги Рваного, если он все не раздал сиротам!
Батя оценил сложившуюся ситуацию и заключил:
– Опеку над капиталами Груши лучше уступить Рваному. Согласимся с его доводами.
Никто не возразил. Даже Вейко, понимая, что в войне с Кишлаком тому будет не до контроля.
Рваный с достоинством сел в кресло, отвернувшись от Кишлака. В душе он был рад разразившемуся скандалу. Уж очень многие стали списывать его со счетов. Пора дать понять, какая за ним накопилась силища. И лучше всего продемонстрировать ее на таком отрепье, как Кишлак. После безусловной победы Рваный займет ступеньку первого ранга в их иерархии.
Кишлак тоже остался доволен. Он знал отношение к Рваному, и то, что Батя вывернул таким образом решение об опеке, означало, что на долгую жизнь Рваного уже никто не рассчитывает.
Из всех присутствующих больше всего забеспокоился Цунами, хотя и не подал вида, теребя узкую серебристую ленту бородки. Начавшаяся война отвлечет Кишлака от захвата банка, а дальше с этим тянуть нельзя, ведь именно деньги, полученные в результате операции, Цунами собирается объявить своим взносом в фонд «Острова России». Рваного Цунами недолюбливал, но и не считал его таким уж недостойным соперником. А гибель Кишлака во многом могла ослабить позиции, занимаемые Цунами. Поэтому-то он решил тайно принять сторону Кишлака или вообще обойтись без него. Труп в любом случае будет повешен на «отмороженного».
После вспыхнувшей стычки отпало настроение обсуждать остальные дела. Первым каминный зал покинул Рваный. Прошел мимо Кишлака с высоко поднятой головой. Тот ему вслед сделал похабный жест.
Батя подождал, пока отправился домой Унгури, а возбужденный скандалом Кишлак потащил Вейко поминать Грушу, и, оставшись вдвоем с Цунами, попросил:
– Толя, не будем кичиться связями. Я – человек осторожный, придерживаюсь заповедей Господа нашего, поэтому долго раздумываю над сущностью каждого поступка. Идея с островами – блестящая. Хвала тому члену правительства, которому она пришла в голову. Но чем меньше хозяев будет у этих островов, тем спокойнее. А то ведь на смех всему миру могут начаться настоящие войны в Японском море. Остров Кишлака объявит войну острову Унгури! Японцы ж с ума сойдут. Мы с тобой, или я сам, должны встретиться с премьером и выбить себе полноту власти на всех островах. Иначе вкладывать такие капиталы не имеет смысла.
Цунами ждал чего-нибудь подобного. Батя любил перед тем, как принять решение, долго вилять по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164