Терпеть не могу шампанское! Возвращается Валерий.
— Развяжи меня. Я никуда не денусь. Мне нравится с тобой.
— Не ври. Со мной никому не нравится. Одна дегенератка дверь топором рубила. Но не смогла убежать. А другой я влил в рот целую бутылку водки. Смеху было! Ты мне больше, чем они, нравишься… Поэтому я начну тебя расчленять…
Он взял торчащий в полу нож и подошел ко мне. Но мне не страшно.
Безразличие подавило мою волю. Он водит холодным лезвием по моему животу. Мышцы невольно подрагивают. По телу бегут мурашки. Он смеется. Я молча наблюдаю. Его злит мое спокойствие. Проводит ножом по лобку. Берет завиток, распрямляет его и отрезает. Совсем не больно. Лезвие острое. Увлекается этим занятием. Намеренно тянет волосы вверх. Молчу, уставясь в потолок. Боже, лучше бы сбрила сама!
— Дай мне воды. Умираю — хочу пить. Ну, пожалуйста…
Бросает нож на мой живот. Плашмя. Ужасно неприятно ощущать лезвие телом. Хочется сбросить его. Словно холодную мерзкую змею. Сдерживаю себя. Ведь мне безразлично. Мне все равно. Он оказался не тем. Мой убийца еще не найден.
Судьба не может подослать мне двух убийц… Это уж слишком. Но страшно. Валерий берет чайник, демонстративно пьет долго из носика. Глазами прищуренно исподтишка наблюдает за мной. Я не сглатываю слюну. Ее нет. Комок в горле сменился болью, Валерий поливает меня водой из чайника. Инстинктивно открываю рот. Он хватает нож и вкладывает мне в пересохший бесчувственный рот с одеревенелым языком. Острие слабым уколом уперлось в небо. Кажется, все тело ощущает широкую смертельную тяжесть ножа. Мне больше не хочется пить. Хочется одного — чтобы все кончилось… неважно, как. Боже! Он раздвигает мои ноги! От испуга приподнимаю язык и упираюсь им в лезвие ножа. Иначе от любого толчка он обязательно сорвется в горло. Внизу, между ног, что-то неприятное, холодное.
Мерзавец, он засунул мне внутрь носик чайника и льет воду. А я не могу даже пикнуть. Простыня становится мокрой.
Вода стекает по ногам, словно кровь. Очень трудно дышать. Нельзя терять сознание. Ему надоест. На многое фантазии не хватит. Нужно осторожно сопротивляться ногами. Сильнее упираюсь языком в широкое лезвие. Его острие прорывает кожу неба. Во рту ощущается солоновато-металлический привкус. Сжимаю ногами чайник. Валерий смеется. Вот чего он ждал! Вырывает чайник и ставит на пол. Рискую наклонить голову в сторону тупого ребра лезвия. И это нравится Валерию. Забирает нож. Все…
— Дурак… — не столько шепчу, сколько выдыхаю из пересохшего рта.
В ответ льет воду на лицо. Боже! Дождалась. Даже не глотаю. Вода сама струйками течет в горло. Подольше бы. Он льет и смеется. Мне кажется, я тоже улыбаюсь… Ублюдок.
— Давай немного поспим, а потом начну тебя расчленять, — резким голосом сообщает он.
— На мокрых простынях?
— Это же вода.
— Противно.
— Ух, изнеженная…
Он берет ватное одеяло в пододеяльнике и подсовывает под меня. Не раздеваясь и не выключив свет, ложится рядом с ножом в руке. Зубами кусает сосок. Нож держит возле горла. В любой момент проведет по нему, и я отправлюсь вслед за Наташкой. Бедная Наташка, как же страшно умирать… Скорей бы он заснул… И он действительно заснул! Храп раздался неожиданно резко. Я вздрогнула. Но храп продолжается равномерно, хотя все так же противно. Как будто по терке стремительно проводят чем-то железным. Дура, если не воспользуюсь. Рука, сжимавшая нож, вяло раскрылась. Осторожно приподнимаю голову. Ой, как болит затылок. От него боль кантуется к глазам. Наваливается на лоб. Не зацикливаться на ней. Упираюсь подбородком в грудную клетку и тянусь зубами к лежащему на выпуклости груди ножу. Храп продолжается. Вдруг он прикидывается? Эта мысль заставляет откинуться на подушку. Валерий недвижим.
Его тело, привалившееся ко мне, давит неестественной тяжестью. Вроде не притворяется. Рискну. Опять медленно приподнимаюсь. Тянусь губами к лезвию.
Совсем недавно оно торчало во рту. А теперь приходится самой стараться.
Наконец, сначала губы, а потом и зубы ощутили сталь. Легким движением — хотя какое оно легкое? — бросаю в сторону правой руки. Не долетает… Замираю и ищу спасительную подушку. Валерий продолжает храпеть. Его голова мягко устраивается у меня под мышкой. Как достать нож? Начинаю шевелить пальцами правой руки.
Трудно. Затекли. Сперва их вообще не чувствую. Но вот начинается покалывание, ломота, тягучая боль. И кисть с трудом поддается вращению. Смотрю на нее.
Гипнотизирую: ну, миленькая, тянись… тянись… в тебе одной спасение… И рука начинает сгибаться. Бинт потерял свою жесткость. Очевидно, во время удушения я сумела, дрыгая руками, его растянуть. Хватаю! Правильно хватаю — лезвием вниз. Теперь не спеша, чтобы не нарушить храп, нужно резать. Ох, он совсем не поддается! Приходится тянуть руку к себе и в это же время не то резать, не то пилить, не то давить. Самое трудное — сделать надрез. Рука устает. Лежу не двигаясь. Перевожу дух. В такие минуты особенно страшно, что проснется. Он убьет, наверняка убьет. Храп успокаивается. Начинаю все сначала.
Пошло… Пошло! Неожиданно легко. Нож скользит… Все! Рука свободна. А значит, и вторая? Не знаю. Не могу двинуть. К тому же под мышкой голова Валерия. Так и жду, что она внезапно поднимется. С каким же восторгом перерезала бы его гладкую длинную худую шею, способную носить такую дурацкую голову. Но не получится. Я убить не смогу. Так будет всегда — одни убийцы, другие — жертвы. И местами им поменяться невозможно. Левую руку тяну прямо над его головой. Храп стихает. Влажные губы касаются моего тела. Целует… по-моему, во сне. Его рука, недавно державшая нож, сползла к низу живота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75