— Как это? — насторожился Евгений. Подплыв к бортику, он ухватился за него руками и подтянулся так, чтобы можно было видеть выражение глаз хозяина. Дан с удовольствием продолжал курить сигару. Чувствовалось, что он смаковал известие, которое должен был сообщить.
— Вы хотите, чтобы я встретился с двойником?
— Поздно. Он уже там.
— Как?!
— Не поверишь… Его освободили!
От обрушившейся на него новости Евгений разжал пальцы и ушел под воду. А когда вынырнул, увидел Дана, переместившегося к стойке бара.
— Вылезай, потолкуем, — крикнул тот. Евгений ловко выпрыгнул на бортик бассейна, встал, завернулся в полотенце и вдруг почувствовал страшную слабость в ногах. Колени ходили ходуном, икры пробивала дрожь. С трудом сделав шаг, он взмахнул руками, страшась поскользнуться на мокром мраморе.
— Э… что-то ты совсем захирел, — прокомментировал Дан. — Выпей виски.
— Не буду. Только пиво.
— Я пью темное. «Гиннес» устроит?
Евгений кивнул. Ему не терпелось услышать о своем двойнике. Дан специально тянул. Долго искал в холодильной камере пиво, медленно наливал его в высокие стаканы, ждал, пока осядет пена. С двумя полными стаканами прошел к кожаным белым креслам, уселся в одно из них. Пригласил Евгения:
— Садись… а то упадешь — не дай господь — виском об угол стола ударишься… обидно будет. Ха-ха-ха! Жизнь — баба скверная. Но мы ведь хватаемся за нее не из-за страстной любви, не потому, что она прекрасна и уж тем более удивительна, а потому, что жалко расставаться с собой, любимым. Человек готов жить в грязи, мерзости, нищете, убогости, лишь бы его не разлучали с самим собой. Ну, что мы теряем, подставляя висок заказанной пуле? Баб, которых всех не перетрахать? Комфорт, которому предела нет? Удовольствия, оборачивающиеся мучительными болезнями? Нет… мы теряем возможность сказать самому себе — пусть все рухнет, все сдохнут, но я еще хочу побыть с собой, ибо в мире есть одна ценность — это я. Все остается. Но нам до этого нет дела. Деревья растут, машины мчатся, люди плодятся, а я вынужден исчезнуть… Понимаешь, к чему веду? — Нет.
— К тому, что только благодаря мне у человека исчезает его жизнь, но зато остается его «я». Да, это стоит недешево. Чтобы обратить на себя наш взгляд, нужно наворовать, награбить, отобрать, изъять большое количество денег. Это в загробный рай впускают нищих, никому не нужных, мелких людишек, а наш рай устроен для самых богатых, а значит, самых лучших, умных и ловких людей. Гордись тем, что оказался среди них. Я сделаю так, что ты простишься с собой, будучи состоятельным, обрюзгшим, объевшимся, пресытившимся. Как положено настоящему мужчине, а не безработному инженеру, мечтавшему о каких-то вонючих десяти тысячах долларов.
— Собственно, мне в голову не приходили такие мысли. В моем положении мечтать о богатстве было бессмысленно. Один раз попытался — и вот что получилось, — не решаясь противоречить, вздохнул Евгений. В данный момент его волновала совсем иная тема. И чтобы вернуться к ней, он высказал предположение: — А разве не нужна была встреча с моим двойником? Он же не знает моих привычек, особых черт характера, индивидуальных проявлений.
— Кое-что ему объяснили. Хотя острой нужды в этом нет. Ведь окружение, в которое он попал, толком ничего про тебя не знает. Подумаешь, бывший одноклассник банкира! Тем более после взрыва на кладбище и похищения можно ссылаться на провалы в памяти. Тебя ведь, кажется, контузило?
Не знаю. Лично я все помню.
— А ему не надо…
На самом деле Дана очень нервировало то, что двойник был отправлен плохо подготовленным. Но упускать такой замечательный случай было глупо. Он долго ломал голову над тем, как поправдоподобней организовать освобождение двойника Петелина. И тут — на тебе, освободили без всякого подвоха. Теперь уже приходилось биться над новой проблемой — кто и как смог обнаружить Петелина в особняке, который считался самым секретным объектом ФСОСИ. Дану еще предстояло держать ответ перед заместителем руководителя федеральной службы Валентином Георгиевичем Вольных, и это его заботило не меньше, чем судьба двойника.
— Раз ты все помнишь, скажи-ка мне, дружище, кто, по-твоему, мог организовать твое освобождение?
— Понятия не имею. От вас первый раз слышу, — пожал плечами Евгений.
Он и не мог ничего знать, как, впрочем, и остальные обитатели подземных апартаментов. Как только за окнами особняка начала собираться толпа, Дан приказал задраить двери потайных лифтов, курсировавших между подземными этажами. Даже если бы нападавшим удалось взять штурмом особняк, они все равно не догадались бы о существовании его подземной части.
— Кто-то наглым образом взорвал входную дверь и ворвался внутрь. Разумеется, с оружием. Мы могли бы их расстрелять как курят, но решили уступить требованиям и выдали Петелина. Кто мог решиться на такую наглость? Смеян?
— По-моему, он только перекрестился, узнав о моем исчезновении.
— Почему?
— Потому что ненавидит меня, — признался Евгений, — считает причастным к убийству Артема. Если бы не Ариадна Васильевна, он бы со мной не церемонился.
— Это хорошо, что у тебя есть враг. Без врагов живут только дворники, — мрачно заметил Дан. Его каменное лицо вытянулось. Лоб прорезала глубокая складка, а губы сложились будто для иудиного поцелуя. Так случалось всегда, когда Дан задумывался. А задуматься было над чем.
Он хорошо знал Смеяна, но сомневался, что полковник мог бы вычислить местонахождение Петелина, опираясь на своих информаторов или на профессиональное чутье. Утечка произошла либо от самых высших начальников ФСОСИ, либо…
— А какие у тебя отношения с Алексеем Суровым?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116