Хоть на Новый год повидаться, — попытался он завязать дорожную беседу. — Слушай, командир, у тебя стаканчика в бардачке нет? Земляк бутылку дал…
Водитель не отвечал, сосредоточенно глядел на дорогу, прибавляя скорость. Миновали пост ГАИ.
Битюков дожидаться не стал. Он, бесцеремонно заглянув в бардачок, стакана там не обнаружил, открыл пробку зубами, звучно выдохнул и присосался к горлышку.
Стрелка доползла до отметки «120» , плавно стала забирать дальше.
— Во-о! — довольно откинулся на спинке сиденья Битюков. — Ты не боись, командир, деньги у меня есть.
— Я не боюсь, — ответил не слишком разговорчивый водитель.
— Сам-то… по пути или шабашишь?
— Когда как.
Скорости прапорщик не различал, но чувствовал себя комфортно. Теплая волна от выпитого разлилась по телу, озноб прошел, ровная гладкая дорога и зимний лес за окном навевали сон.
…Проснулся Битюков, почувствовав, что машина стоит. Он открыл глаза, попытался сориентироваться.
— Чего стоим? — удивленно спросил прапорщик, поняв, что двигатель работает. Водитель смотрел в окно и о чем-то сосредоточенно думал.
— Я всегда останавливаюсь здесь, Битюков, — ответил он. — На этом месте я в последний раз виделся со своей женой. Ты помнишь ее, мою жену, Битюков? — с этими словами водитель повернулся к пассажиру лицом.
Было темно, и на лицо шофера падали лишь блики от осветительных приборов на щитке. Но Битюкову разглядывать его было ни к чему: он уже понял, что перед ним — его убийца.
Молчание длилось целую вечность.
Битюков хотел о чем-то спросить, но не знал, о чем. Хотел выскочить, но понимал, что сделать этого, а тем более убежать, не сможет.
— Она умерла, — сказал Убийца и включил «дворники». — Вы убили ее, Битюков. Изнасиловали, а потом убили.
— Мы не убивали!.. — еле слышно выдавил из себя прапорщик.
— Четвертым был Конур из Косина. Он ушел в монастырь и там удавился. Бог не принял его покаяния. Я не приму его тем более. Пока кто-нибудь из вас будет ходить по Земле, мне на ней места не будет.
— Я?.. Я не…
— Врешь. Ты был пятым.
Водитель бросил сцепление, и машина рванула по трассе, снова стремительно набирая скорость. Прапорщик окончательно протрезвел, его сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. В горле застрял ком, перехватило дыхание. Нужно было что-то делать, на что-то решаться. Но что? Напасть ли на этого мрачного типа первым? Или попытаться вымолить у него пощаду?
— Куда ты меня везешь? — спросил Битюков, осознав, что машина удаляется от Москвы, но вовсе не в нужную ему сторону.
— К ней, — коротко ответил Убийца. — Она хочет встретиться с тобой, чтобы посмотреть тебе в глаза. Ты ведь получил приглашение умереть?
«Ну, вот и все, — подумал прапорщик и невольно обмяк всем телом. — Вот и все… Глупо попался, как глупо…»
— Я… я не думал, что это она! — воскликнул он горячечным шепотом.
— Ты не использовал свой шанс наложить на себя руки, Битюков, — продолжал Убийца. Все приговоренные вели себя одинаково, и он знал наперед, какие слова воспоследуют. — Я дал тебе этот шанс, меня не будет мучить совесть. На фотографии действительно была не она. Это американка Шарон Тейт. Они были очень похожи, и их обеих убили подонки вроде тебя. По фотокарточкам Кати меня легко могли вычислить и помешать отправить последнего из вас в могилу. Но если бы ты раскаивался, то видел бы Катю в каждой женщине.
И тут Битюков понял: надо опередить свою смерть. Хотя бы попытаться. Но понял, что в его распоряжении осталось совсем немного времени и если он не сумеет опередить свою смерть, то потом может быть поздно.
— Отвези меня в милицию, — предложил он, чтобы оттянуть время перед решительным броском. — Я во всем сознаюсь, назову всех… все, как было. Пусть меня судят!
— Дважды не судят, Битюков. А я тебе свой приговор уже вынес.
Рука прапорщика, сжимавшая горлышко бутылки, не успела взметнуться: водитель резко ударил по тормозам, опередив ее на долю секунды, словно умел читать мысли. Битюков ударился лбом в стекло, тут же получил удар ребром ладони по шее и отключился.
Он не мог знать того, как долго и тщательно готовился к встрече с ним Убийца.
Гонимый презрением ближних, он не сразу решил посвятить себя возмездию.
«Где ты был?! Почему ничего не сделал?! Почему отдал на поругание мою дочь?! Проклинаю!..» — все еще звучали в его памяти слова Катиного отца.
Он шел к друзьям и не мог не заметить, как они отводят глаза, уходят от разговора, ссылаются на дела.
«За что?!»
На этот вопрос он так и не нашел ответа.
И еще он видел рожи ментов. Сытые, довольные, равнодушные рожи. «Ищем. Работаем. Ведется следствие».
А он нашел! Нашел, потому что не мог не найти. Нашел кострище — в трех километрах от того места, на котором их разлучили с Катей. Нашел бутылки из-под водки и пробки с указанием партии и датой выпуска; нашел пузырек из-под крэка и, наконец, медный медальон на разорванной цепочке, внутри которого еще сохранилась неразмытая дождями фотография девушки, а на обороте гравировка: «Витя + Маша». Медальон был в форме сердечка. Тогда ему подумалось, что, может быть, Катя сорвала и отбросила его в кусты специально для того, чтобы он нашел их.
Все подонки были коротко стрижены… Но тюрем тут не строили! И все примерно одного возраста… Ну конечно: шел весенний призыв в армию!
«Да поймите же вы, молодой человек!.. Вашу. Жену. Уже. Не вернуть».
После этого он уже не хотел доверять возмездие государству. Да и что было этому государству до чьей-то там убитой жены в тот исторический год, когда решалась судьба демократии…
Месть противоестественна?.. антигуманна?.. не угодна Богу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80