— Фирмач! — взмолился Акинфиев. — Мы люди темные, нам бы попроще.
— Как, еще проще? — деланно удивился эксперт. — Это же элементарно, Ватсон! Некогда мне с тобой возиться. Я есть хочу!
— Ты мне ее размножишь? — кивнул Акинфиев на фото.
— Ах ты, старый греховодник! — хихикнул Фирмач и погрозил пальцем.
— Да нет, мне для дела, — засмеялся следователь. Он собирался в субботу отправиться на поиски группы «Миг удачи» и, если таковая обнаружится, показать барышню музыкантам.
Эксперт молча взял открытку, как была, в пакетике, и понес в соседнюю комнату. Вернулся минут через пять, протянул Акинфиеву лист ватмана с масштабными цветными ксерокопиями. На листе уместилось четыре отпечатка; четыре соблазнительных девицы и четыре надписи на обороте: «МЫ СКОРО ВСТРЕТИМСЯ С ТОБОЙ!»
— Дашь образец почерка этого мужчины или этой женщины — идентифицируем в два счета, — пообещал Фирмач, — а пока все. Признаков изменения в тексте не выявлено.
Он надел байковую куртку с фланелевым воротником, повесил в шкафчик белый халат. Решено было пойти в пельменную напротив. Акинфиев не был голоден, но не хотелось и упускать случая поболтать со старым другом.
Юрий Лазаревич Фирман умел пить и не пьянеть на зависть самому чистокровному славянину и на страх антисемитам.
Акинфиева таким талантом Бог обделил, поэтому, согласившись отобедать с экспертом, старик примерно знал, на что идет. По пути взяли две бутылки «Столичной», Фирмач тут же «произвел экспертизу» — удостоверился, что водка не «самопальная», а нужного, одному ему известного розлива.
— У меня требуха воспалилась, колики по ночам, — робко посетовал Акинфиев в надежде на снисхождение.
— А я тебя по ночам пить не заставляю, — резонно возразил Фирмач, наполняя граненые стаканы.
От пельменей исходил приятный аромат, готовили их здесь вручную и добротно, и после выпитой «за тех, кто в море» водки пробудился аппетит.
«Бойцы» принялись вспоминать минувшие дни, ну и, разумеется, битвы, где вместе рубились они. Потом, после третьей, стали перебирать общих знакомых, иногда отпивая по глотку «за упокой».
— А зачем убийце нужно было рассовывать по почтовым ящикам жертв эти фотокарточки? — поинтересовался Акинфиев, чувствуя, что «дозревает до нужной кондиции» и потому спросить надо именно сейчас.
— Чего не знаю, старик, того не знаю, — отрывисто и четко ответил Фирмач. После определенного «набора высоты» его природное заикание исчезало бесследно. — Но чувствую своей шигокой гусской душой, что ты таки да будешь иметь дело с преступлением на сексуальной почве.
— Еще ч-чего! — икнул Акинфиев.
— Или с потусторонними силами. Может, фотокарточка эта заряжена черным магом и приносит несчастье?
Следователь наморщил лоб и задумался. Случайно или нет, но разговор о потустороннем вокруг этого дела зашел во второй раз.
«Если зайдет в третий, — почувствовал старик, — расследование лучше прекратить».
Разошлись они к вечеру, когда уже стемнело. Акинфиев хотел поехать домой, но тут с ужасом вдруг вспомнил, что обещал забрать у Довгаля кушетку, поймал такси и помчал к Рижскому вокзалу, рассудив, что в гараже прокуратуры уже никого не будет, и, так или иначе, придется нанимать грузовик.
«Лучше бы я новую кушетку купил, — подумал он, рассчитываясь с таксистом у дома Довгаля, — дешевле бы стало!»
В парадном не работал лифт, пришлось подниматься — медленно, с остановками — на девятый этаж; в квартиру Акинфиев звонил, обливаясь потом в своем тяжелом пальто из толстой ткани «Балтика». Он надеялся, что сумеет откреститься от подарка, но Довгаль горел желанием поскорее сбагрить лишнюю мебель.
Прокурор уже выставил кушетку в прихожую и робких возражений Акинфиева не принимал.
— Лифт не работает, — напомнил без пяти минут владелец антиквариата.
— А он никогда не работает, — обрадовал хозяин. — Жэк таким образом компенсирует злостную неуплату за жилье. Берись покрепче!
Кушетка была добротной, сработанной в начале века, с резными ножками, которые Акинфиеву больше всего нравились.
— Отложим до понедельника? — ухватился за соломинку Александр Григорьевич.
— Понедельник сам по себе день тяжелый. Где ты так набрался, Акинфий?
— С Юркой Фирманом в пельменную зашли, — смущенно признался страдалец и, дабы не потерять лицо, резво ухватился за резную ножку: — Потащили!
С пятого по третий этажи лестница не освещалась — кто-то позаимствовал лампочки «для дома, для семьи». Довгаль споткнулся и выронил ношу, одна из резных ножек отвалилась.
Довгаль вернулся за инструментом и тут же, на лестнице, приятели стали эту ножку присобачивать по новой (Акинфиев грешным делом подумал, не лучше ли подложить вместо нее пару кирпичей). Наконец произведение мебельного искусства вынесли во двор, новый хозяин отправился на мостовую выбирать грузовик, а старый сел на свою бывшую собственность и закурил.
— Уезжаете, Владимир Борисович? — поинтересовался сосед Довгаля, который вышел прогуливать собачку.
— Не дождетесь, — не слишком любезно ответил Довгаль.
И тут в качестве финального аккорда милый песик задрал над злополучной кушеткой ногу.
На этом, однако, мебельные мытарства не кончились.
Транспортировка диванчика в Лианозово обошлась еще в двести пятьдесят тысяч. «РАФ» оказался из бюро ритуальных услуг, а отечественные похоронщики печально известны своей безграничной алчностью.
Пятница кончилась для Акинфиева в сыром, нетопленом замке — там же, где и началась, разве что на дареной кушетке, которая обошлась немногим дешевле стула с бриллиантовой начинкой и потому казалась мягкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80