Газа в баллончике было достаточно, просто запах керосина напоминал детство. Затем владелец замка заварил чаю из смородиновых листьев и запил им традиционную квашеную капусту с луком.
В семь часов, когда следователь собирался уходить, позвонил Довгаль.
— Слышь, Акинфий, — сказал отставной прокурор, — ты презент-то мой забери. Он на крыше «Москвича» не уместится, а дома всем мешает.
— Непременно, Владимир Борисыч, закажу транспорт, ожидай. Как твое драгоценное?.. Завтра — сбор, играем на деньги.
— А то! Единственный, можно сказать, источник моего существования, — трескуче рассмеялся военный законник. — Ты-то как, в норме?
— Я в норме, если не считать больного ливера.
— Ну, уж это ты брось! Завтра ливер сдобрим облепиховым маслом, снимет как рукой!
— Спасибо вам за внимание к нам, — поблагодарил старик, взглянул на часы и поспешил откланяться: — До вечера, стало быть. Пошел расследовать.
— Ой, не споткнись, Акинфий! — шутливо предостерег Довгаль. — По пятницам мужики не пашут, бабы не прядут!..
Следователь подхихикнул, мысленно согласившись с собеседником, положил трубку и вышел в зябкий ноябрь.
Настроение было под стать слякотным сумеркам года. Превозмогая тусклое «не хочу», Акинфиев сел в автобус и поехал к Авдышевой.
Странную фотографию он отдал вчера Фирману в лабораторию. Криминалист был многим обязан Акинфиеву, отличался надежностью и основательностью, за что получил созвучное фамилии прозвище Фирмач. Исключительно по знакомству Фирмач обещал выжать из этой карточки что-нибудь годное хотя бы для первой, прикидочной версии. Но и без того изображение пышнотелой дивы в домах самоубийц давало основание для некоторых тривиальных мероприятий, первым из которых Акинфиев наметил установление возможной связи Авдышева с Конокрадовым.
Маша ждала, как договорились. В квартире пахло водкой. Почерневшее лицо вдовы несло на себе отпечаток бессонной ночи.
Женщина достала два альбома — большой и поменьше, свадебный. В этом маленьком альбоме уместилась вся их короткая и, судя по фотокарточкам, счастливая совместная жизнь.
«Да, есть с чего запить, — подумал Акинфиев. — Не приведи Бог пережить такое…»
Вот она в фате… Виктор вносит ее в квартиру на руках… На втором плане — машины с традиционными куколками на капотах…
Маша в кустах буйной врубелевской сирени…
Вот муж помогает ей сойти с подножки «МАЗа»…
— Он брал вас в поездки? — спросил следователь.
— Один раз. Недалеко, в Рязань.
Виктор жонглирует двухпудовыми гирями, как старинный ярмарочный силач…
«Ну с чего такому из окна прыгать?!» — мысленно воскликнул Акинфиев. На плоту…
— Это там, на Днепре, под Смоленском…
С маленьким альбомом было покончено довольно быстро. В большом были фотографии родителей Маши, родителей Виктора, разных родственников и даже каких-то важных прабабушек и прадедушек в костюмах начала века. Никого похожего на Конокрадова в недрах этого фолианта не было и быть не могло.
Фотография Артура лежала перед Акинфиевым, Маша посмотрела на нее и лишь пожала плечами. Карточки в альбоме она комментировала бесстрастно, как это делают вежливые хозяйки, чтобы развлечь докучливого гостя.
— Это его школьный друг, не помню, как звать… Это девочка из его класса, она приходила сюда к нам… Вот здесь мы в соборе Казанской Божьей Матери… Папины похороны… на Хованском… Мама Виктора… Это моя мама…
— У нее есть фотографии? — спросил следователь.
— Ну да, свои… И наши свадебные.
Дембельский альбом Виктора комментировался еще скупее.
Авдышев служил в войсках связи, в автобате шофером. На одной фотографии было начертано: «Лучшему разводящему части». Почетное звание подтвердил своей подписью командир полка, писарь шлепнул на полковничий автограф печать. Антенна, боевая точка с казармами в перспективе, авария на дороге, везде Виктор, однополчане — никого, похожего на Конокрадова.
— Маша, — задержал в руке Акинфиев перевязанную пачку писем.
— Эта песенка… про которую вы говорили…
— «Миг удачи»?
— Ну да, да… Послушать ее можно?
— Пожалуйста.
Вдова молча выдвинула из-под стола картонную коробку с кассетами и принялась искать нужную.
Письма были в основном ее и только четыре от Виктора. Эти послания выдавали человека, больше знакомого с баранкой, чем с авторучкой. Два присланы из армии, остальные — из рейсов.
В одном конверте была фотография, колонна большегрузных автомашин на пароме, на капоте одной — Виктор. Нет, определенно, никакого Конокрадова!
«А почему он, собственно говоря, должен быть? — с некоторым удивлением и даже стыдом за свой нелепый домысел подубился тираж, не было негатива. Потерялся или остался у кого-нибудь другого. Чего это я за тебя работаю, не скажешь?
— Ладно, ладно, Фирмач, не гневайся. Больше ничем порадовать не можешь?
— Порадовать не могу. А огорчить — всегда пожалуйста.
— Почерк? — по опыту догадался следователь.
— Вот именно, почерк. Ребята провернули все быстро, благо там и проворачивать нечего было. В графологическом коллекторе именно этого почерка нет. Но могу сказать, что почерк искусственный. Относительное расположение точки начала, направление движения при начертании, способ соединения элементов букв направлены на умышленное изменение. С какой целью, сказать не могу — маскировки или подражания почерку другого лица. Возможно, таким образом сей каллиграф выправлял свой хреновый почерк, но писал без разгона, срисовывал откуда-то или даже переводил букву за буквой со шрифта. Об этом свидетельствуют способы межбуквенных соединений. Соответствие однозначных признаков в различных одноименных буквах говорит об обычных условиях исполнения рукописи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80