— Ройтс блефовал и делал это примитивно. — Я пришел к вам, чтобы предупредить…— Перестань, парень, темнить, — Рощинский уже не улыбался. На его висках опасно взбухли вены. — Вваливаешься спозаранку в чужой дом, несешь какую-то ахинею, а я, практически находясь в гипертоническом кризе, оправдываюсь перед тобой, словно нашкодивший пацан. И мне этот расклад категорически не нравится.Ройтс снова вернулся на стул. Его подгоняло нетерпение.— Хорошо, — сказал он, — буду выражаться яснее. Тот перстень, который вы нам с Аликом дали загнать, принадлежит Бонвивану. Его замочили из-за знаменитой на весь мир коллекции дуплетов.— О, Господи, опять эти задрюченные дуплеты! — Выкрикнул взбешенный Толстяк.Но Таракан гнул свою линию.— На всякий случай объясняю для особо непонятных…Дуплеты — это склеенные камни, один из которых фальшивый. Фуфло, стекляшка по цене три копейки за тонну. И не делайте из себя дурочку из переулочка.— Да что ты говоришь! — Владимир Ефимович резко приподнялся с подушки. — Интересно, почему ты об этом знаешь, а я впервые о такой хреновине слышу?Ройтс в упор смотрел на Рощинского, и в его серых с желтыми крапинками глазах бился вопрос: «Так где же все ЭТО спрятано?»И Рощинский, словно прочитал этот немудреный вопрос. Темные силы шевельнулись в его груди. Лицо как будто опало, вытянулось, как это обычно бывает у тяжело больных людей. Однако вопрос его был спокойным, даже с оттенком благодушия.— Так ты, сукин сын, пришел ко мне за своей долей?— Да, за ней, — как ни в чем не бывало молвил Ройтс.— И в чем же она выражается?Ответ последовал без запинки:— Сто штук наличными или два кило желтого металла и соответствующей бижутерии. Я думаю, это не разорит вас…Рощинский усмехнулся.— Надо полагать, всю эту малость ты хочешь получить взамен на твое молчание?— И за это тоже, — Ройтс сунул руку в карман куртки и извлек на свет такое, отчего у Рощинского затряслась нижняя губа. Но не от страха, а от вероломности раннего визитера.Ройтс, остановившись в метре от кровати, продемонстрировал свое превосходство: на указательном пальце вытянутой руки болталась ручная граната Ф-1. Затем он перехватил ее второй рукой и резко выдернул стопорное кольцо.— Так я жду ответа, — напуская на хозяина страху, крикнул Ройтс. — Лично я обвиняю вас в еще одном преступлении — в преднамеренном покушении на мою жену гражданскую Елену Волкогонову.У Рощинского мелькнула мысль, что он случайно забрел в палату для умалишенных. Но что-то до него стало доходить. Он сопоставил цифры, которые только что озвучил Ройтс, с теми, которые он услышал от телефонного вымогателя. Они почти совпадали. И тут же в памяти прошли кадры: продавщица с семечками, красивая молодая женщина, которая подходила к лотку и на которой были черные лодочки на высоком каблуке…— Так это ты, дундук, на днях повесил мне на окно эту хреновину? — спросил Владимир Ефимович, глядя на зажатую в пальцах Ройтса гранату.— Допустим, но не с целью тебя угробить, — Ройтс перешел на «ты», — а с целью твоего скорейшего вразумления. Но все дело в том, что я тебя пугал. Брал, так сказать, на понт, а ты эту милую вещицу снарядил, чтобы пустить меня в расход.— Перестань трепаться! Ты что — оставил мне свою визитную карточку? А у меня правило — зуб за зуб. Других законов я не знаю.— Но ты, казанок, жестоко просчитался, — Ройтс вдруг разжал пальцы и бросил гранату на кровать.Рощинский устало закрыл глаза и рефлекторно напрягся. Однако взрыва не последовало.— Значит, ты так развлекаешься? — Владимир Ефимович находящейся под одеялом рукой обхватил цевье обреза. Остался пустяк — чуть приподнять стволы и нажать на курок.Ройтс уселся на стул и стал закуривать.— Когда я гранату на тебя настораживал, я знал, что она учебная, но ты-то, старина, этого не знал. Передавая пакет с гранатой, ты был уверен — убийство произойдет.— И очень сожалею, что этого не случилось. Таких, как ты, гондольеров, надо пропалывать без всякого сожаления.— Заткнись! Мне терять нечего. На мне висит Симчик, будет висеть и Рощинский. Перековыряю всю избу, но то, что греет, найду.— А ты уверен, что здесь есть ТО, на что ты так широко раззявил свою хлеборезку?— На тысячу процентов! Я долго за вами наблюдал и, будьте уверены, раскусил, — Ройтс снова перешел на «вы». — Найти в доме металл — дело техники. Для этого у меня есть все необходимое…— Ты, конечно, явился сюда со своим рентгеновским аппаратом, — в голосе Толстяка слышалась откровенная издевка.— Хватит, каплун, трепаться! — Ройтс озверело рванулся к Рощинскому. — Никогда не поверю, чтобы Ваня Ножичек хлопотал по пустому…Так что, чем быстрее разродишься, тем быстрее оставлю тебя наедине с твоей вонючей требухой.Рощинский до боли в пальцах сжал обрез и уже готов был откинуть одеяло, чтобы взять «франкот» наизготовку…Ройтс приближался и, когда до кровати осталось не более метра, со стороны двери послышался странный звук. Похожий на дыхание запыхавшегося человека.Ройтс суетливым движением, бросив руку к карману, вытащил нож в кожаных ножнах, которые он тут же снял и засунул в карман. В тусклом свете единственной лампочки, которая светила вместо люстры, блеснуло длинное узкое жало финки. Он развернулся на звук и, видимо, вовремя: из приоткрывшейся двери, хищно скаля зубы, с прижатыми к голове ушами, в комнату влетел Форд. Без звука он пружиной обвился вокруг утреннего гостя и мгновенно сомкнул челюсти на его шее. Человек и собака рухнули на пол, но через мгновение Форд оказался сверху и мощно принялся терзать Ройтса. Тот выворачивался и все время делал попытки сделать ножом замах, однако ему мешала ножка стола, возле которой происходила борьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61