Он такой милашка.– Пусть он поклонится вам, о Будда Ниспосланный! – настаивал Кула.Скуирелли выпрямилась во весь рост и привела волосы в некое подобие порядка.Таши, остановившись прямо перед ней, глядел на бунджи в упор. И его личико сияло, как драгоценная жемчужина. Впрочем, глаза оставались непроницаемыми. Скуирелли с трудом перевела дыхание: она никогда не умела обращаться с детьми.Женщина подняла «Оскара» повыше, чтобы вся толпа могла разглядеть его. Никакой реакции. Что за дикие люди, подумала она. Неужели они не способны ощущать обаяние?Скуирелли закрыла глаза и напрягла всю свою волю. «Я ни за что не поклонюсь. Ни за что. Да я дам сто очков вперед этому нахаленку, хотя уже и в возрасте. Он, вероятно, еще носит резиновые трусы. С этим я в состоянии справиться. Конечно, в состоянии».Минута шла за минутой. Таши и бунджи-лама стояли лицом к лицу у самого конца взлетной полосы, под сказочно голубым небом. Со всех сторон на них с беспокойством смотрели тибетцы.Все знали, что эта встреча должна решить вопрос о том, кому быть истинным духовным лидером Тибета и каково будет грядущее этой страны.– Как долго это будет продолжаться? – шепотом спросил Римо у Чиуна.– Пока одна сторона не признает кармическое превосходство другой.– Мы можем проторчать здесь весь день, – проворчал Уильямс, обводя взглядом напряженные лица присутствующих, и вдруг заметил, что министр безопасности снова скрылся в толпе. Китаец шел, пятясь и оглядываясь, пока наконец не исчез за стеной забывчивых тибетцев.Римо заподозрил неладное.А министр тем временем сунул руку в карман, вытащил оттуда небольшой черный предмет, нажал пальцем на какую-то кнопку... Раздался еле слышный щелчок. * * * В священной летописи записано, что в тот великий день, когда встретились бунджи– и таши-ламы, столкнулись и их кармы, вознесясь в недоступные для людей сферы. Вступили в противоборство и их железные воли. В этом столкновении не могло быть ни победы, ни поражения...Единственно возможным выходом из создавшегося положения был одновременный уход и бунджи, и тулку из этого суетного мира; причем каждый из них знал, что им еще суждено встретиться и довести борьбу до конца в следующей жизни.Все свидетели отмечают, что уход из жизни бунджи-ламы и тулку вызвал большое народное горе, и в качестве утешения для их скорбящих последователей на том месте, где стояли посланцы Будды, осталось яркое сияние – залог непременного будущего возвращения обоих.И о чудо из чудес! С ясного неба низвергся какой-то странный цветной дождь. * * * Гигантское молитвенное колесо в крошечном кулачке таши-ламы вдруг сотряслось от грохота. Взрыв отбросил свидетелей случившегося по крайней мере ярдов на тридцать, смешав их в одну кучу. Нестерпимо яркая вспышка надолго запечатлелась в сетчатке всех, кто ее видел.Только Римо предвидел, что произойдет в следующую секунду. Но изменить что-либо было уже невозможно. После щелчка радиопульта ему оставалось лишь крикнуть: «Бомба!». Но его тут же, как и всех других, швырнуло наземь и отбросило прочь стеной раскаленного воздуха.Чувствуя, что его подхватило взрывной волной, Римо расслабился и придал своему телу нужное положение. Описывая задуманную траекторию, он сделал двойное сальто-мортале и опустился на четвереньки, целый и невредимый.Мастер Синанджу, также отброшенный взрывом, ухватился за ближайший электрический столб, по инерции покрутился вокруг него и приземлился стоя. Он прямо-таки побагровел от ярости.– Они устроили ловушку! – заорал Римо. – У этого важного китайца был радиопульт, дистанционный взрыватель.– Бунджи! – лежа на спине, причитал Лобсанг. – Я не вижу бунджи!Его крик был подхвачен сотнями скорбящих голосов. Все взывали к таши-ламе. Вот тут-то и хлынул дождь. Он был алого, ярко-алого цвета и очень теплый. И низвергался он с совершенно ясного неба.Тибетцы на лету ловили капли ярко-алого дождя. В последующее время между ними не прекращались споры по поводу того, кому принадлежали эти кровавые капли: бунджи или таши.В конце концов это не имело значения. Оба вынуждены были покинуть этот чувственный мир.Римо бродил среди отброшенных взрывом тибетцев в поисках министра государственной безопасности. Но Чиун уже нашел его. Оглушенный министр все еще сжимал в руке неопровержимое доказательство своей вины – радиопульт.Бессвязно стонавший министр поднял голову, глаза его немного прояснились.– Главное было – сохранить лицо, – выдохнул он. – Отныне Тибет всегда будет принадлежать Китаю.– Своего лица ты, во всяком случае, не сохранил, – возразил Чиун, и его пальцы с длинными ногтями заплясали перед глазами министра. Когда они кончили свое дело, там, где была плоть, осталась только кость, а на земле валялись полоски мяса и кожи, которые некогда были лицом китайца.Министр государственной безопасности понял, что произошло что-то ужасное. Он хотел коснуться руками своего лица, но обнаружил лишь гладкие кости. Глаза его в белых глазницах расширились, изо рта, казалось, через миг вырвется душераздирающий вопль.Но тяжелый ботинок Римо вбил так и не вырвавшийся вопль обратно в разбитую костяную маску – уже не лицо и не череп, а скорее подобие чаши с белым гравием.– Надеюсь, в будущей жизни тебе повезет больше, – резко бросил Римо.– Человек, который пожертвовал ребенком для достижения своих гнусных целей, не заслуживает будущей жизни, – сплюнул Чиун.– О'кей, – согласился Уильямс. – Нам, пожалуй, пора выбираться отсюда.Никто не пытался их остановить. Правда, когда учитель с учеником подошли к турбовинтовому самолету, двое китайских солдат имели неосторожность взять ружья на изготовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81