Сколь бы нелепой и смехотворной ни казалась такая мысль, это было именно так. Место, в котором находился сейчас Хоппер, источало миазмы злобы, вторгавшиеся в плоть и кровь и проникавшие в человеческий мозг.
А может быть, Хоппер попросту сходил с ума.
Одиннадцать недель.
Предполагалось, что работа займет едва ли половину этого срока, но кто-то наверху, по-видимому, недооценил джунгли и рассчитал длительность маршрута, основываясь на туристических путеводителях и картах, уменьшавших страну до размеров почтовой открытки, превращавших могучие реки в сеть тоненьких ручейков, а всепожирающие джунгли – в зеленую кляксу, которую можно было накрыть ладонью. «Планировщики», как они любили себя называть там, в Штатах, не имели ни малейшего понятия о том, что такое перейти вброд реку, кишащую крокодилами, или пробраться по многомильному зловонному болоту по шею в стоячей воде, чувствуя под промокшей одеждой извивающихся пиявок.
Единственным утешением Хопперу была щедрая плата за перенесенные невзгоды – половина авансом, половина после возвращения плюс солидные премиальные в случае успеха. Среди коллег Хоппера, и, в частности, в Лос-Анджелесе, где у него было нечто вроде дома, ходили слухи, что там, где не нашел Хоппер, не найдет никто. Может, это и было преувеличением, но блестящая репутация еще никому не мешала.
Но могла привести к гибели, если ты не следил за каждым своим шагом.
Тогда, в марте, во время короткого совещания, на котором Хопперу предложили очередное задание, оно представлялось вполне выполнимым. Не слишком простым – надеяться на это было бы глупо, – но выполнимым.
Воодушевление планировщиков, отправлявших Хоппера на поиски, питали местные легенды, секретные военные документы и рассуждения, принимающие желаемое за действительное и основанные на космических снимках, сделанных во время полетов двух последних «шаттлов». Ну и запах бешеных денег... может быть. Им был нужен специалист по разведке в «полевых условиях».
Услышав это, Хоппер невольно улыбнулся. Планировщики говорили о «полевых условиях» так, будто собирались послать его прогуляться по лужайке или пастбищу. Как правило, «поле» оказывалось чем-нибудь совершенно иным: джунглями, пустыней, иногда – суровыми горными вершинами, на которых, как известно, очень трудно (а то и вовсе не возможно) наладить приисковые работы. Хоппер никогда не действовал по чьей-то указке; он тщательно исследовал район предполагаемой экспедиции, изучая его вдоль и поперек, изыскивая всевозможные лазейки, помогавшие его банковскому счету выглядеть не хуже других.
В его работе была одна привлекательная черта: вместо того чтобы действовать на свой страх и риск, Хоппер выступал в роли наемника крупных компаний, которые располагали солидными средствами и соглашались платить вне зависимости от результатов. Всякий раз, когда Хоппер возвращался пустым, работодатели устраивали скандал, но такое случалось редко. К тому времени, когда компании обращались к его помощи, район будущей разведки, как правило, уже бывал основательно изучен теоретическими методами, а шансы на успех подсчитаны при помощи головоломной математики, которой Хоппер не понимал и не пытался понимать. Потом наступала пора полевой разведки, и отныне Хоппер должен был применить все свои знания, опыт и везение на благо людей, которым не хватало умения и смелости прийти самим и взять искомое собственными руками.
Хопперу хватало того и другого... до сих пор.
Он пытался убедить себя, что все это глупости, что в здешних джунглях нет ничего такого, чего бы он не видел раньше. Те же змеи или очень похожие. Те же проклятые пауки, муравьи, мухи, гнус, комары, вши... Такие же, или очень похожие, местные жители с их инстинктивной подозрительностью к чужакам, которые дурили их в прошлом и могут сделать то же самое в будущем, стоит лишь потерять бдительность.
Ясных, отчетливых причин ненавидеть эти джунгли у Хоппера не было. И тем не менее, помимо пота, палящего солнца и запаха гнили – неизменных попутчиков исследователя тропиков, было нечто... Нечто непонятное.
Тоскливое, нудное ощущение опасности.
Между прочим, в своих страхах Хоппер был не одинок. Его чувства разделяли местные жители, которые не желали делиться информацией и еще менее – предоставлять экспедиции проводников, вынуждая Хоппера платить за туземную помощь намного больше обычного. Хоппер не возражал – в конце концов это были не его деньги, – но несговорчивость обитателей джунглей, граничащая с суеверным ужасом, неминуемо отражалась на деятельности экспедиции.
Первым из трех участников группы сломался Экинс, геолог из Хьюстона. Он становился раздражительным, внимательно вглядывался в тени на марше и упорно смотрел мимо костров в темноту, когда экспедиция становилась лагерем. Уже на исходе второй недели он начал задавать вопросы, интересуясь всем подряд – от туземных обычаев до повадок хищников. Но, поскольку это был его первый поход в девственные леса, поведение Экинса можно было оправдать понятной нервозностью.
Второй жертвой страха, к своему искреннему удивлению, стал сам Хоппер. До сих пор ему казалось, что он успешно скрывает испуг, хотя недостаток здорового сна изматывал его, давил на психику и заставлял совершать многочисленные ошибки. Поначалу Хоппер приписывал свое угнетенное состояние возрасту – в августе ему должно было стукнуть сорок, – но вскоре был вынужден признать, что его ночные кошмары и мрачные, тягостные предчувствия, которые охватывали его в часы бодрствования, объясняются чем-то другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79