Еще больше профессору польстило то обстоятельство, что многие коллеги-женщины приняли слухи за чистую монету. Они поверили в него.
Профессора все чаще раздражало собственное отражение в зеркале – картина, которую он предпочитал не замечать, полагая ее неизбежным злом. В последние годы зеркало превратилось во врага, являя собой оживший портрет Дориана Грея и напоминая Стокуэллу о разрушительном действии времени, которое начинало угрожать ему лично. Непрекращающиеся слухи о его похождениях в роли Казановы заставляли профессора внимательнее вглядываться в свое лицо, пытаясь понять, что в нем увидели другие.
Он так и не понял, что в нем нашли окружающие, но в конце концов это перестало его волновать. Пересуды, льстившие самолюбию Стокуэлла, все ширились, раздувая его гордость, и, хотя он так и не решился сблизиться с Одри по-настоящему (ведь гордость и смелость – это совсем разные вещи), профессор постепенно привык думать о себе и о ней как... ну, скажем, как о влюбленной паре. Для этого не было никаких оснований, и Стокуэлл частенько бранил себя за бесплодную мечтательность, находя при этом наслаждение в притворстве и успокаивая свою совесть тем, что оно никому не вредит.
За исключением тех мгновений, когда его охватывали приступы ревности.
Стокуэлл сознавал, что ревность – это верх глупости, и до сих пор ему хватало здравого смысла держать свои чувства при себе, скрывая их от окружающего мира.
Вплоть до нынешнего вечера.
– Простите, Одри. – Он понимал, что ответил невпопад, но у него не было ответа, который позволил бы выпутаться из щекотливой ситуации. – Я вовсе не хотел читать вам нотации, словно нудный папочка.
– Я – бедовая девчонка, Саффорд. – Слова Одри выражали очевидную истину, подтверждения которой профессор наблюдал ежедневно с тех самых пор, когда они познакомились. – И я могу постоять за себя.
– Конечно.
– Спасибо вам за заботу, но я пересекла полмира вовсе не для того, чтобы втюриться в первого встречного.
– Я имел в виду другое, – сказал профессор, надеясь извлечь из разговора хоть какую-то пользу. – Мне любопытно узнать, что вы думаете о докторе Уорде как о человеке, пополнившем нашу маленькую семью.
– Хороша семейка! – фыркнула Одри, изумив Стокуэлла презрением, прозвучавшим в ее голосе. – По крайней мере Уорд не похож на Чалмерса. Господи, как он мне надоел своим хвастовством и рассказами о животных, которых убивал ради забавы!
– Нам не обойтись без такого человека, как Чалмерс. Надеюсь, вы понимаете – в джунглях может случиться всякое.
– И тем не менее он грубиян и задавака. Мне не нравится, как он смотрит на меня, словно выбирая кусок мяса.
– Он оскорбил вас?
Вопрос вырвался сквозь сжатые зубы Стокуэлла прежде, чем он успел прикусить язык. В самом деле, что он мог сделать, если Чалмерс вздумал приставать к Одри? Вызвать его на дуэль? Сама мысль об этом казалась нелепой.
– Пока нет, – ответила Одри к вящему облегчению профессора. – Просто он мне не нравится. Я ему не доверяю.
– У Чалмерса отличные рекомендации.
– От его старых приятелей, вне всяких сомнений, – отозвалась Одри. – Люди вроде Чалмерса всегда держатся друг за дружку, как всякая клика.
– Вы полагаете, он что-то задумал? – спросил Стокуэлл.
– Откуда мне знать? Если мы найдем чудовище – если оно существует, конечно, – то кто помешает Чалмерсу убить его, чтобы разжиться очередным трофеем?
Стокуэлла охватило страстное желание принять позу доблестного героя, но он понимал, что это выглядело бы пустопорожним хвастовством.
– Мы все, – сказал он. – Мы остановим Чалмерса общими усилиями. Не забывайте, с нами идет Сандакан, представитель государства. И при всей грубости господина Чалмерса он вряд ли осмелится бросить вызов малазийскому правительству. Как вы полагаете?
– Животное, которое мы ищем, могло бы потянуть на миллионы, Саффорд. На миллионы долларов в банке. Хотя...
Одри могла не продолжать. Стокуэлл уловил неверие в ее голосе, но побоялся спорить, не желая выставлять себя набитым дураком. Поиски живого динозавра отдавали донкихотством, если не откровенным безумием, и тем не менее профессор с радостью ухватился за возможность возглавить экспедицию, сам не понимая, что подвигло его на этот шаг – скука преподавания и работы на полставки в Смитсоновском институте, или жажда славы и известности, которые уже начинали от него ускользать. Профессор согласился, невзирая на возможные насмешки и жертвуя своей прочной репутацией. Если экспедиция вернется в Джорджтаун с пустыми руками... что ж, Стокуэлла будет ждать его работа – спасибо контрактной системе, – а сейчас он не видел необходимости думать об унижении, с которым ему пришлось бы столкнуться. Кое-кто из университетских шутников уже называл его профессором Челленджером, и если Стокуэлла постигнет неудача, у них появится отличный повод позубоскалить.
– Я уверен, что власти сумеют справиться с любым затруднением подобного рода, – сказал он. – Наша задача – найти чудовище, не так ли?
– Вы правы, конечно, – отозвалась Одри, – и тем не менее я вовсе не обязана любить Чалмерса.
– Ну что вы, милая, разумеется, нет. – Набравшись храбрости, Стокуэлл решил рискнуть: – Не желаете ли бокал вина?
– Пожалуй, не стоит, – сказала Одри, смягчая отказ улыбкой. – Завтра рано вставать, а у меня еще много дел.
– Понимаю. – «Даже очень хорошо понимаю», – подумал Стокуэлл и добавил: – Что ж, увидимся утром. Покойной ночи.
– И вам того же.
Одри ушла в свой соседний номер, и профессор запер за ней дверь на два оборота. Осторожность никогда не бывает излишней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79