На отдельных листках были карандашом нацарапаны какие-то каракули. На этих мисс Фельдман ставила оценку "5", трижды подчеркивала ее для пущей выразительности, а вдобавок старательно приклеивала золотую звезду вверху страницы.Она просмотрела с дюжину листов, прежде чем осознала, что кто-то стоит возле ее стола. Она вздрогнула, но, увидев Римо, вздохнула с облегчением.— Что вы делаете? — спросил он.Она улыбнулась, но ничего не ответила.— Что вы делаете? — повторил Римо.Мисс Фельдман продолжала улыбаться. Ничего странного, подумал Римо.Видимо, учительница с придурью. Может, даже повреждена в уме. Потом он понял, в чем причина. В ушах мисс Фельдман торчали затычки из ваты.Римо наклонился и вытащил их. Она поморщилась, когда вой и рев класса ударили по ее барабанным перепонкам.— Я спросил, что вы делаете?— Проверяю контрольную работу.— Чистый лист — четверка, каракули — пятерка?!— Надо поощрять усердие, — пояснила мисс Фельдман. Ей пришлось пригнуться — мимо ее головы просвистела книга, брошенная из дальнего конца класса.— А что за контрольная? — полюбопытствовал Римо.— Основы языкового искусства, — ответила мисс Фельдман.— Что это означает?— Алфавит.— Итак, вы проверили, как они знают алфавит. И большинство из них сдали чистые листы. И получили четыре балла.Мисс Фельдман улыбнулась. Она посмотрела назад через плечо, как бы опасаясь, что кто-нибудь протиснется в пространство шириной в три дюйма между ее спиной и стеной.— И сколько лет вы этим занимаетесь? — спросил Римо.— Я работаю учителем тридцать лет.— Вы никогда не были учителем, — сказал Римо.Учитель! Учителем была сестра Мария-Маргарита, знавшая, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями, но дорога в рай — добрыми делами, тяжелым трудом, дисциплиной и требованием полной отдачи от каждого ученика.Она работала в сиротском приюте в Ньюарке, где вырос Римо, и каждый раз, когда он вспоминал о ней, он почти физически ощущал боль в костяшках пальцев от ударов ее линейки, которыми она награждала его, когда считала, что он проявляет недостаточно усердия.— И сколько вы тут получаете? — спросил Римо.— Двадцать одну тысячу триста двенадцать долларов, — ответила мисс Фельдман.Сестре Марии-Маргарите за всю ее жизнь не довелось увидеть сто долларов сразу.— Почему бы вам не попытаться чему-нибудь научить этих детей? — спросил Римо.— Вы из местного совета по школьному образованию? — с подозрением спросила мисс Фельдман.— Нет.— Из городского совета?— Нет.— Из налогового управления?— Нет.— Из службы суперинтенданта штата?— Нет.— Из федерального министерства образования?— Нет. Я ниоткуда. Я сам по себе. И я не понимаю, почему вы ничему не учите этих детей.— Сам по себе?— Да.— Так вот, мистер Сам-По-Себе. Я работаю в этой школе восемь лет. В первую неделю моего пребывания здесь меня пытались изнасиловать три раза. За первую контрольную я поставила неудовлетворительные оценки двум третям класса, и у моего автомобиля прокололи шины. За вторую контрольную я поставила шесть «неудов», и мою машину сожгли. Следующая контрольная, новые «двойки», и, пока я спала, моей собаке перерезали горло прямо в квартире. Потом родители выставили пикеты у школы, протестуя против моего расистского, жестокого обращения с черными детьми. Совет по школьному образованию, этот образчик честности и неподкупности, отстранил меня от работы на три месяца. Когда я снова приступила к работе, я принесла с собой целый мешок золотых звезд. С тех пор у меня не было проблем, а в будущем году я ухожу на пенсию. Что еще мне оставалось делать, как вы полагаете?— Вы могли бы учить их, — сказал Римо.— Основное различие между попытками обучить чему-нибудь этот класс и карьер по добыче щебня заключается в том, что карьер вас не изнасилует, — сказала мисс Фельдман. — Камни не таскают в карманах ножи.Она вернулась к своим бумагам. На одном из листков были аккуратно выписаны пять рядов — по пять букв в каждом. Мисс Фельдман поставила высшую оценку — пять с плюсом — и приклеила четыре золотые звезды.— Это она будет выступать с прощальной речью? — догадался Римо.— Да. Она всегда забывает о букве "W".— А если бы вы попытались их чему-нибудь научить, они бы научились? — спросил Римо.— Только не в том возрасте, когда они попадают ко мне, — ответила мисс Фельдман. — Это — старший класс. Если они неграмотны, когда попадают сюда, то так и останутся неграмотными. Хотя в младших классах их можно было бы чему-то научить. Если бы все просто поняли, что неудовлетворительная оценка вовсе не означает, что вы расист, желающий вернуть черных в рабство. Но это надо делать в младших классах.Римо заметил, что в уголке левого глаза мисс Фельдман блеснула слезинка.— И этого не делают, — сказал он.— Не делают. И вот я сижу здесь и раздаю золотые звезды за работы, которые двадцать лет назад служили бы основанием для исключения ученика неважно, черного или белого. До чего мы докатились!— Я друг Тайрона. Как он?— По сравнению с кем?— С остальными.— Если ему повезет, он попадет в тюрьму раньше, чем ему исполнится восемнадцать. В этом случае голодная смерть ему не грозит.— Если бы в вашей власти было решать, оставили бы вы его в живых? Оставили бы вы хоть кого-нибудь из них в живых?— Я бы убила всех старше шести лет. И начала бы все заново с малышами и заставила бы их работать. Заставила бы их учиться. Заставила бы их думать.— Вы говорите, почти как учительница.Мисс Фельдман грустно посмотрела на него.— Почти, — согласилась она.Римо отошел от нее и хлопнул Тайрона по плечу Парень пробудился ото сна, вздрогнув так, что едва не опрокинул столы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53