Это никогда бы не кончилось, и спустя несколько лет у меня была бы школа, в которой все дети учатся в первом классе.Римо покачал головой.— Вы исходите из того, что все они останутся на второй год. Вы на самом деле не верите, что этих детей можно научить читать и писать, не так ли?— Они могут постичь красоту черной культуры, они могут узнать все богатство своего бытия в Америке, они могут узнать, как они сумели противостоять деградации и вырваться из белого рабства, они могут научиться...— Вы не верите, что их можно чему бы то ни было научить, — повторил Римо и встал. — Шокли, вы расист, вы знаете это? Вы самый убежденный расист, какого мне когда-либо доводилось встречать. Вас устраивает все что угодно, любая чушь, которую несут эти дети, поскольку вы уверены, что на лучшее они не способны.— Я? Расист? — Шокли рассмеялся и показал на стену. — Вот награда за претворение в жизнь идеалов братства, равенства, за пропаганду совершенства черной расы, врученная мне от благодарного сообщества Советом чернокожих священников. Так что не надо о расизме.— Что говорит компьютер, где сейчас Тайрон?Шокли посмотрел на экран, потом нажал еще какую-то клавишу.— Комната сто двадцать семь. Класс новейших методов общения.— Хорошо, — сказал Римо. — Пойду на звуки хрюканья.— Мне кажется, вы не вполне понимаете цели современной системы образования, мистер Сахиб.— Давайте лучше кончим разговор, приятель, — сказал Римо.— Но вы...И вдруг Римо прорвало. Эта мучительная беседа с Шокли, глупость человека, во власть которому отданы сотни молодых жизней, явное лицемерие человека, который считал, что раз дети живут в сточной канаве, то единственное, что надо сделать, — это освятить канаву благочестивыми речами, — все это переполнило Римо, как чересчур сытная пища, и он почувствовал, как желчь подступает к горлу. Во второй раз меньше чем за двадцать четыре часа он потерял контроль над собой.Прежде чем Шокли успел среагировать, Римо выбросил вперед руку и прорвал дыру шириной в фут в стальной сетке. Шокли лихорадочно пытался нащупать свой «Магнум-357», но его на месте не оказалось. Он был в руках этого сумасшедшего белого, и Шокли с ужасом увидел, как Римо переломил пистолет пополам, посмотрел на ставшие бесполезными обломки и швырнул их на стол перед Шокли.— Получай, — сказал он.Лицо Шокли исказила гримаса страдания, словно кто-то впрыснул ему в ноздри нашатырный спирт.— Зачем вы так?— Вставьте этот эпизод в свою новую книгу об этнических корнях белого расизма в Америке, — посоветовал Римо. — Это название книги. Дарю.Шокли взял в руки обе половинки пистолета и тупо уставился на них. Римо показалось, что он сейчас заплачет.— Не надо было так делать, — произнес Шокли, мгновенно потеряв аристократический выговор, и перевел злобный взгляд на Римо.Римо пожал плечами.— Чего мне теперь делать? — возопил Шокли.— Напишите еще одну книгу. Назовите ее «Разгул расизма».— У меня родительское собрание сегодня днем, а что я теперь без «пушки»?— Перестаньте прятаться за этой перегородкой, как полено в камине, выйдите и поговорите с родителями. Может быть, они скажут вам, что они хотели бы, чтобы их дети научились читать и писать. Пока!Римо направился к двери, но, услышав бормотание Шокли, остановился.— Они меня прикончат. Прикончат. О, Господи, они меня кокнут, а я без «пушки».— Да, плохи твои дела, дорогой, — сказал Римо на прощанье.Когда Римо разыскал Тайрона Уокера, он не сразу понял, попал ли он в комнату номер сто двадцать семь или на празднование шестой годовщины воссоединения Семейства Мэнсона. Так называла себя банда последователей Чарльза Мэнсона. Под его руководством банда совершила ряд убийств, потрясших весь мир жестокостью и абсолютной бессмысленностью.В классе было двадцать семь черных подростков — предельное число, установленное законодательством штата, потому что большее число учеников неблагоприятно сказалось бы на результатах обучения. Полдюжины из них сгрудились у подоконника в дальнем углу класса и передавали из рук в руки самодельную сигаретку. В комнате витал сильный горьковатый запах марихуаны. Трое подростков забавлялись тем, что метали нож в портрет Мартина Лютера Кинга, прикрепленный клейкой лентой к отделанной под орех стене класса. Большинство учеников развалилось за столами и на столах, закинув ноги на соседние парты. Транзистор на предельной громкости выдавал четыре самых популярных шлягера недели: «Любовь — это камень», «Камень любви», «Любовь меня обратила в камень» и «Не обращай в камень мою любовь». Шум а классе стоял такой, словно полдюжины симфонических оркестров настраивали свои инструменты одновременно. В тесном автобусе.У стены стояли три сильно беременные девицы. Они болтали, хихикали и распивали пинту муската прямо из бутылки. Римо поискал глазами Тайрона и нашел — парень сладко спал, распластавшись на двух столах.Появление Римо вызвало несколько любопытных взглядов, но школьники не сочли его достойным особого внимания и с презрением отвернулись.Во главе класса, за столом, склонявшись над кипой бумаг, восседала женщина с отливающими стальным блеском волосами, мужскими часами на запястье и в строгом черном платье. К учительскому столу была прикручена табличка: «Мисс Фельдман».Учительница не взглянула на Римо, и он встал рядом со столом, наблюдая за ее действиями.Перед ней лежала стопка линованных листков бумаги. Наверху на каждом листе имелся штамп с именем ученика. Большинство из листков, которые она просматривала, были девственно-чистыми, если не считать имени вверху страницы. На таких листах, в правом верхнем углу, мисс Фельдман аккуратно выводила оценку "4".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53