Как правило, чем меньше пукер-фактор, тем охотнее солдаты идут в бой.
Но только не в том батальоне Легиона, которым командовал полковник Жан-Гай Бавар. Чем выше пукер-фактор, тем легче дышать.
— Насколько он низок? — робко осведомился кто-то из рядовых, когда полковник разрешил задавать вопросы.
— Самый низкий, какой только может быть.
На лицах солдат застыл испуг. Кое-кто заранее прекратил дышать. Казалось, даже красные береты бойцов поникли и сморщились.
— Не ожидается ли применение отравляющих газов? — с надеждой в голосе спросил сержант.
— Нет, не ожидается.
— Давайте все же захватим противогазы, — предложил рядовой.
— Пользоваться противогазами запрещено, — суровым тоном заявил полковник. Его солдаты, слывшие отчаянными храбрецами, окаменели от страха. — Наденете вот это. — Полковник раздал своим людям заклеенные изолентой очки, защищавшие глаза от ярких лучей.
Солдаты с сомнением осмотрели очки.
— Но если мы не будем видеть, как же мы пойдем за вами, господин полковник?
К их вящему ужасу, полковник расстегнул клапан гимнастерки, достал из кармана и выбросил флакончик с таблетками древесного угля, которые всегда были при нем на тот случай, если понадобится унять разбушевавшиеся кишки.
— При помощи вашего тонкого французского обоняния, — ответил Жан-Гай Бавар.
* * *
Узнав о том, что штурмовать «Евро-Бисли» придется на бронетранспортере, солдаты Бавара едва не дезертировали.
— Кто вы — мыши или французы? — рявкнул полковник, стоя у распахнутой задней дверцы транспортера и запихивая в рот огромные ломти сыра.
Это был бронетранспортер «АМХ/10Р» на одиннадцать пехотинцев. Светлые полосы пустынного камуфляжа создавали впечатление, будто четырнадцатитонная машина весила не более пяти тонн.
— Я поведу! — наперебой закричали солдаты.
— Машину поведу я, — заявил полковник, к явному облегчению своих подчиненных.
Он вел бронетранспортер по предместьям Парижа, мурлыкая под нос «Марсельезу», а сидевшие в кузове бойцы орали старинную песню Легиона, заглушая своими голосами неописуемые звуки, доносившиеся из водительского отсека.
Транспортер беспрепятственно ворвался в ворот «Евро-Бисли», промчался по Бродвею и подкатил к крепостному валу. Здесь по-прежнему царила тишина.
— Надеть очки! — скомандовал полковник, как только впереди показался перекинутый через ров разводной мост. Бавар еще раньше нацепил очки на лоб, и теперь просто надвинул их на глаза. Потом нажал педаль акселератора и погнал машину вперед, крепко вцепившись в руль.
Колеса бронетранспортера прошелестели по асфальту, прошлепали по резине, уложенной поверх деревянного настила и, наконец, загрохотали по бетону.
Потом транспортер развернулся и, взвизгнув тормозами, клюнул носом. Полковник схватил автомат и распахнул дверь.
— Выходи! — распорядился он.
Солдаты торопливо посыпали из кузова, сбитые с толку полной слепотой.
— За мной! — крикнул полковник.
Возникло секундное замешательство, но потом раздалось хорошо знакомое громовое «пр-руф-ф-ф!», и солдаты как один повернулись на звук. Затем ноздри бойцов уловили ужасающий смрад, и отряд двинулся следом за его источником.
По свидетельству истории, двинулся он навстречу своей гибели.
В наушниках полковника раздавались приказы, отдаваемые с висящей в небе «газели».
— К северу от моста находится ниша, — говорил воздушный наблюдатель.
— Так!
— В нише начинается лестница.
— Так!
— Эта лестница ведет в Утилканар.
— Во имя Франции и Легиона! — вскричал полковник и ринулся вперед, оставляя за собой пахучий сырный след.
Как только его башмаки коснулись верхней ступеньки спиральной алюминиевой лестницы, полковник Жан-Гай Бавар остановился и принял героическую позу. Теперь с него можно было запросто писать портрет для вербовочного плаката.
И в этот миг, несмотря на то что глаза Бавара прикрывали непрозрачные очки, окружающее внезапно окрасилось алым.
Впоследствии солдаты, уцелевшие в мясорубке «Евро-Бисли», разошлись во мнениях относительно того, какой именно цвет принес им бесславное поражение. Кому-то вспомнился алый, другим — малиновый, третьи клялись, будто бы их страх имел цвет киновари.
Полковник же увидел красный. Свет просочился сквозь изоленту, словно лазерный луч, и вонзился в сетчатку глаз Жан-Гая, оставив ощущение удара. Мозг полковника, воспринявший зрительный сигнал, наполнился жарким пламенем.
Душу его вмиг захлестнула дикая злоба, ненависть к проклятой судьбе, превратившей его, мужчину в самом расцвете сил, в одинокого бездетного человека, не имевшего иной семьи, кроме французского Иностранного Легиона. В этот момент Жан-Гай люто ненавидел Легион и все, что было с ним связано. Он ненавидел свое подразделение, служившее ему прибежищем от мира, который был не в состоянии его выносить.
Полковник Бавар издал яростный вопль, развернулся и принялся палить с бедра.
Он не слышал, как пули вылетали из его автомата. Крупное мускулистое тело полковника содрогалось от плотного огня, открытого подчиненными, которые тоже увидели красный свет, хотя одним он показался алым, другим — малиновым, третьим — киноварным.
Они не видели полковника, но обоняли его, и долгие годы сдерживаемой ненависти выплескивались из их ртов в виде цветистых ругательств, а из дул винтовок — в виде стремительных свинцовых пуль.
Полковник Жан-Гай Бавар так и не понял, что опрокинуло его на спину. Он повалился на лестницу, а пули бойцов все еще раздирали его тело на куски.
Тем временем оставшиеся в живых солдаты, глаза которых по-прежнему застилала красная пелена, обратили оружие друг против друга, мстя сослуживцам за мельчайшие оплошности и воображаемые обиды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82