А он рассказал, как его дразнят за то, что мать еврейка, а кое-кто говорит, что это евреи убили Христа.— Мы с тобой говорим об одном и том же, — сказала мать. — Из-за подобной лжи несчастные, ни в чем не повинные евреи гибли в Освенциме. Шесть миллионов замученных и убитых — вот итог этой лжи. — И она показала ему фотографии печей и газовых камер.Феррис ответил, что все это было давно, а он лично не собирается жить прошлым.— Нацизм мертв, и нацистов больше, нет, — заявил он.— В следующий раз будут не нацисты. И возможно, жертвами станут не евреи. Но именно поэтому мы должны помнить.— Вот ты и помни, — сказал Феррис. — А я и за миллион долларов не соглашусь быть жидом.И тогда мать ударила его по лицу, хотя потом, чуть не плача, просила у него прощения.— Я просто хотела, чтобы ты понял. Когда-нибудь придет день, и ты все поймешь.Феррис понял: мать будет вечно жалеть, что разрешила его крестить, а сам он никогда и ни за что не согласится стать евреем.Наконец Феррис уехал в Бостон и поступил в колледж. Он не хотел оглядываться назад. Все лето в каникулы он работал, лишь бы не возвращаться домой — к матери и родственникам, которые были для него совершенно чужими людьми.Окончив колледж за три года, он не сообщил матери о своем успехе, поскольку не хотел, чтобы она присутствовала при вручении диплома. Устраиваясь на работу, он постарался сделать так, чтобы она находилась как можно дальше от дома.И вот Феррис ДОрр стал известным ученым. Его фотография красовалась на обложке журнала “Тайм”. Его считали гением, а в своей недавней речи президент США назвал его “надеждой американской обороны”.Но мать продолжала ему звонить.— Не снимайте трубку! — завопил Феррис ДОрр. — Это конспиративная квартира! Лишь один человек на свете стал бы звонить мне на конспиративную квартиру.— Интересно кто? — поинтересовался Римо Уильямс, от скуки наблюдавший, как Феррис плавит титан.Когда титановые лужицы застывали, Феррис снова их расплавлял. Все равно что смотреть, как сохнет краска, но Феррису, казалось, было совсем не скучно. Напротив, он все больше и больше возбуждался.— Какая разница, — ответил он, в тридцать первый раз расплавляя титановый брусок в дюйм толщиной. — Просто не отвечайте — и все.— Может, это важный звонок, — сказал Римо. — Они все звонят и звонят.— Не они, а она. Лишь один человек на свете станет так трезвонить. Любой бы уже понял, что меня нет, но только не она. Она будет звонить до тех пор, пока я не возьму трубку.В конце концов Римо пришлось подойти к телефону, чтобы только не слушать жалоб Чиуна. Впрочем, нельзя сказать, чтобы Чиун часто жаловался в последние дни. Если честно, он даже совсем не жаловался.— Алло! Да, здесь, — сказал Римо в трубку и повернулся к Феррису: — Это вас. Ваша мама.— Ну, что я вам говорил? — простонал Феррис. — Скажите, что меня нет!— Она может услышать, как вы кричите, — ответил Римо.— Не дает мне покоя, — продолжал Феррис. — Наверняка насела на ФБР и заполучила мой номер. Даже совместные усилия КГБ и налоговой службы не дали бы того эффекта!— Он сейчас немного не в себе, — сказал Римо в трубку. — Нет, его не похитили. Нет, мэм, я не стал бы вас обманывать. Да, я один из его телохранителей. Уверен, с ним все будет в порядке. Да, мэм, я постараюсь. — Он положил трубку на рычаг.— Что она сказала? — поинтересовался Феррис.— Что вам следовало бы ей написать.— Я уже давным-давно ей написал. Раз и навсегда.— Это нехорошо, — заметил Римо, наблюдая, как Феррис настраивает свой распылитель. — Что это вы делаете?— Неспециалисту трудно понять.— А вы попытайтесь объяснить.— Снова и снова плавлю титановый брусок, чтобы узнать, когда наступит усталость.— Я никогда не устаю, — сказал Римо.— Я имею в виду усталость металла.— А-а, — протянул Римо.В этот момент вошел Мастер Синанджу.— Ну, что новенького? — спросил он.— Феррис игнорирует мамочку, — ответил Римо.— Как не стыдно! — воскликнул Чиун. — Сию же минуту звони ей!— Ни за что!— Зря вы это сказали, — предупредил Римо.— Какой у нее номер? — строго спросил Чиун.— Я забыл. Давно не звонил.Мастер Синанджу поднес телефон под самый нос Феррису ДОрру. Аккуратно сняв трубку, он вложил ее металлургу в левую руку, а указательный палец правой руки положил на диск.— Ничего, я помогу, — сказал Мастер. — Стоит только начать набирать, как номер вспомнится сам собой.Феррис ДОрр вспомнил номер сразу, едва успел почувствовать ожог от набора цифры “1”. А Чиун уже вкладывал его палец в “О”.— Алло, ма? — Феррис облизал обожженный палец. Голос его звучал не очень-то радостно.Чиун отошел в сторону. Он сиял. Он обожал воссоединение семей — они так напоминали ему прекрасные американские сериалы.Феррис говорил мало, зато долго слушал. Потом произнес:— До свидания, ма. — И повесил трубку.— Ну, не чудесно ли! — воскликнул Чиун.— Да, очень, — согласился Римо.— Хочу, чтобы вы знали две вещи, — заявил Феррис, бросая на них сердитый взгляд. — Во-первых, я не маменькин сынок. Во-вторых, я не еврей. Повторяю: не еврей!— А кто утверждает противоположное? — поинтересовался Римо.— Моя мать. Но она сумасшедшая!Римо с Чиуном переглянулись и пожали плечами.— А теперь, — продолжал Феррис, — прошу меня извинить. У меня дела.Римо с Чиуном вышли.— И ты ради этого проделал весь путь до Америки? — спросил Римо, когда за ними закрылась дверь.— Феррис — гений, — ответил Чиун. — Гениальная знаменитость. Нам оказано большое доверие. Охранять его — наш священный долг.— Но он только и делает, что возится с этим своим аппаратом и плавит металлические бруски.— Титановые бруски, — уточнил Чиун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75