– Во Вьетнаме?– Вьетнам не считается.– То есть это не было убийством?– Убийство на войне не есть смертный грех.– А в мирное время? Если мне говорят, что я убил, а я на самом деле не убивал?– Ты имеешь в виду свой приговор?– Да.Римо уставился себе в колени. Так это может продолжаться всю ночь!– Ну, в этом случае…– Ладно, отец. Каюсь. Я убил этого человека, – соврал Римо.У выданных ему серых брюк из свежего твида даже не будет шанса поизноситься.Римо заметил, что капюшон у священника тоже новехонький. Но что это? Неужели монах улыбается?– Алчность?– Нет.– Воровство?– Нет.– Прелюбодейство?– Секс, что ли?– Да.– Было. Помыслом и действием.– Сколько раз?Римо чуть было не начал на самом деле подсчитывать, но вовремя спохватился.– Не знаю. Мне хватало.Монах кивнул.– Богохульство, неправедный гнев, гордыня, зависть, чревоугодие?– Нет, – уверенно ответил Римо.Тут монах наклонился вперед, так близко, что Римо заметил табачный налет на его зубах. Ноздри ощутили легкий запах дорогого лосьона после бритья.– Чертов трепач! – прошептал монах.Римо отпрянул, руки непроизвольно дернулись вверх, как бы защищаясь от удара. Склонившись вперед, монах не шевелился. По его лицу расползалась ухмылка. Священник ухмылялся: охранникам не было видно, мешал капюшон, а у Римо не было никаких сомнений. Последнее издевательство властей над ним, над Римо, – курящий, ухмыляющийся, богохульствующий священник!– Ш-ш-ш, – прошептал человек в коричневой рясе.– Так вы не священник… – произнес Римо.– А ты вовсе не Дик Трейси. Не ори так. Ты вообще-то что хочешь спасти, душу или задницу?Римо уставился на распятие: серебряный Иисус на черном кресте, а у его ног черная кнопка.Черная кнопка?!– Слушай, у нас мало времени, – сказал человек в одежде священника. – Жить хочешь?Из глубины души у Римо вырвалось:– Еще бы!– Встань на колени.Римо плавным движением опустился на пол. Койка оказалась на уровне его груди, а перед подбородком – складки рясы, под которыми угадывались колени.Распятие приблизилось к лицу. Римо поднял глаза к серебряным ногам, пронзенным серебряными гвоздями. Пальцы человека, держащего перед ним крест, сомкнулись вокруг живота Иисуса.– Сделай вид, что целуешь крест. Вот так. Поближе, Там есть таблетка черного цвета. Аккуратно оторви ее зубами, только смотри, не разгрызи.Раскрыв рот, Римо зажал зубами черную таблетку под серебряными ногами. Заколыхалась перед глазами ряса, скрывая Римо от охранника. Таблетка отделилась от креста. Твердая, наверное пластмассовая.– Не прокуси оболочку. Не прокуси оболочку! – прошипел сверху голос. – Держи таблетку за щекой. Когда тебя привяжут к стулу и наденут шлем, разгрызи ее и проглоти. Не раньше, понял?Римо держал таблетку на языке. Человек в рясе больше не улыбался.Римо с неприязнью поглядел на него. Ну почему всегда приходится принимать самые важные в жизни решения, когда подумать некогда? Он ощупал таблетку языком.Яд? Незачем.Выплюнуть ее? И что тогда?Терять нечего. Терять? Чтобы потерять, нужно что-то иметь. Римо попытался определить вкус таблетки, не прикасаясь к ней зубами. Безвкусная. Монах склонился над ним. Римо пристроил таблетку под язык и произнес про себя очень краткую и очень искреннюю молитву.– Я готов.– Пора! – прогрохотал голос охранника.– Храни тебя Господь, сын мой, – громко сказал монах и сотворил распятием в воздухе крест. И шепотом: – Скоро увидимся.Священник вышел из камеры, склонив голову на грудь и держа распятие перед собой. Левая рука поблескивает металлом. Сталь? Это был крюк протеза.Опершись правой рукой на койку, Римо поднялся на ноги. В рот откуда-то хлынули целые потоки слюны. Страшно хочется сглотнуть. Где таблетка? Под языком. Придержать ее там. Так, а теперь сглотнуть… очень аккуратно.– Ну, Римо, пора идти, – сказал охранник.Дверь распахнулась, и охранники расступились. Высокий блондин и местный капеллан поджидали их на полпути. Монаха уже не было. Римо еще раз аккуратно проглотил слюну и, придерживая таблетку языком, пошел к ним навстречу. Глава четвертая Харолд Хэйнс был недоволен. Четыре казни за семь лет, и вдруг на тебе: начальству вздумалось проверять аппаратуру!– Обычная проверка, – объяснили ему, – ваше оборудование простаивало три года.По звуку чувствовалось: что-то не так. Бледное лицо Хэйнса приблизилось к серой панели управления, расположенной на уровне глаз. Он повернул рукоятку реостата, пытаясь в то же время боковым зрением охватить и Ту Комнату, отделенную от аппаратной стеклянной перегородкой.Набирая полную мощь, взвыли генераторы. Безжалостный желтый свет над головой слегка померк – ток пошел на электрический стул.Хэйнс недовольно покачал головой и сбросил напряжение. Присмирев, генераторы теперь гудели куда тише, но в гудении чувствовалась угроза. Но все равно звук не нравился Хэйнсу. С этой казнью вообще все было не так… Может быть, дело в трехлетнем перерыве?Хэйнс одернул накрахмаленную до хруста серую униформу. Сегодня – полицейский. Да, этот Уильямс был полицейским. Ну и что?При Хэйнсе четверо садились на это кресло. Уильямс станет пятым. Он окаменеет от ужаса, не сможет сказать ни слова, не сможет даже обосраться. Потом начнет осматриваться. Так делали те, что посмелей, те, что не боялись открыть глаза.Ну, а Харолд Хэйнс заставит его подождать… Он не врубит напряжение на полную катушку до тех пор, пока начальник тюрьмы не бросит сердитый взгляд в сторону аппаратной. Вот только тогда Харолд Хэйнс поможет Уильямсу. Только тогда он убьет его.– Что-то не в порядке? – раздался голос.Вздрогнув, Хэйнс обернулся, как мальчик, которого учитель застал в школьном сортире за рукоблудием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53