– Вряд ли Папаша будет этим доволен…Фелтон молча еще раз посмотрел на часы.Невысокий человечек отошел к стоящей у софы группе своих соотечественников в вполголоса начал что-то быстро говорить. Те слушали, искоса поглядывая на Фелтона и Джимми.Джимми внимательно стал рассматривать каждого из этой компании.Неожиданно в комнате воцарилась тишина. Слышны были только звуки отодвигаемых кресел. Все сидевшие вскочили, все стоявшие непроизвольно вытянулись. Взгляды всех устремились на распахнувшиеся двустворчатые двери.Появился одетый в строгий серый костюм и полосатый принстонский галстук человек и произнес:– Мистер Фелтон.Фелтон и Джимми прошли через комнату, чувствуя на своих спинах взгляды присутствующих, Фелтон вошел внутрь. Джимми остался у закрывшихся за Фелтоном дверей, встав перед ними как часовой, внимательно следя за всем происходящим в комнате.Двойные двери, через которые он прошел, всегда восхищали Фелтона: снаружи они были покрыты орнаментом и позолотой, но изнутри выглядели обычными дверями кабинета преуспевающего бизнесмена – солидное темное дерево и ничего больше.Другим был и воздух. Им можно было дышать, не чувствуя дыма десятка горящих сигар. Паркетный пол тихонько поскрипывал под ногами Фелтона, подошедшего к длинному письменному столу красного дерева, за которым сидел холеный джентльмен. Перед ним была шахматная доска с расставленными фигурами.На благородном лице с римским профилем выделялись глубоко посаженные темные глаза, в которых светилось дружелюбие. Аккуратные небольшие руки, длинные, седеющие на висках волосы разделены слева консервативным пробором.Рот с чувственными полными губами, нисколько, как ни странно, не придавал ему женственности. Позади, на стене висела фотография плотной матроны и девяти детишек – его семья.Пока Фелтон усаживался в кресле поудобнее, Виазелли не отрывался от шахмат.Напрасно Фелтон, пристально изучая лицо и руки Виазелли, искал следы прошедших лет – их не было: ни морщин на лице, ни дрожи в руках… Время, казалось, не трогало этого человека.– Как бы ты пошел в этом положении, Норман? – спросил Виазелли. Голос – твердый, с безукоризненным оксфордским акцентом.– Я не играю в шахматы, Кармине.– Я тебе все объясню. Меня атакуют ферзь и ладья черных. Но я могу уничтожить и ладью, и ферзя.Виазелли умолк.Фелтон положил ногу на ногу и вгляделся в расположение фигур на доске, которое, впрочем, ни о чем ему не говорило, Фелтон понимал, что Виазелли ждет от него комментария. Не дождется.– Норман, почему бы мне не уничтожить атакующие фигуры?– Если бы я играл в шахматы. Кармине, я бы тебе подсказал…– Если бы ты умел играть, ты был бы хорошим противником.– Я играю в другие игры.– Жизнь не ограничивает нас в выборе наших устремлении…– Жизнь такова, какой я ее создаю для себя.– Тебе бы следовало родиться итальянцем.– А тебе – евреем.– Ну, это почти то же самое, – Виазелли улыбнулся. – Чего я никогда не мог понять, так это твоего пристрастия к южанам.– Какого пристрастия?– А твой техасец, этот Джимми?– Он работает на меня.– Ой ли? Мне казалось, что это выглядит несколько по-другому.– Видимость обманчива.– Видимость – это реальность.– У меня твой шурин… – Фелтону надоела философия.– Тони?– Да.– А, мы снова возвращаемся к проблеме ферзя и ладьи черных. Уничтожать их?– Да, но не тогда, когда находишься в меньшинстве.– Это как же?– А вот так, как, например, сейчас: ты один, а я и Джимми – мы вдвоем.– Не забывай, что там, за дверью, полно моих людей.– Для Джимми это не проблема.– Не думаю. Но, независимо от этого, ты не ладья и не черный ферзь. Ты – белый ферзь, моя самая мощная фигура. Если бы мне пришлось обороняться, а ты решил бы переметнуться к черным и стать их ферзем, то я попал бы в безвыходное положение.– Меня самого обложили.Виазелли поднял глаза от доски и улыбнулся.Фелтон положил ладонь на стол.– Что ты думаешь? От кого мы отбиваемся?– Я рад, что ты сказал «мы», Норман, – Виазелли тихонько похлопал в ладоши. – Но ответить на твой вопрос не могу. Где-то через две недели сюда прибывает комиссия Сената, и я сперва подумал, что это они что-то замышляют. Но ведь за нами следят уже пять лет. Что, Сенат так долго готовился нанести удар? Нет, не думаю. Да и следят за нами как-то странно. Когда этим занимается ФБР или налоговая служба, дела передаются в суд. Но вот уже почти пять лет вокруг нас кто-то вертится, а дальше этого дело не идет.– Ты сказал что-то о сенатском расследовании?– Да. Сенат начал с Запада и сейчас подбирается к нам. Уж больно много любопытных стали совать нос в наши дела.– Вот почему моим ребятам прибавилось работенки?– Да. Но странно и еще кое-что. Ты говорил, что и тебя начали беспокоить.Фелтон кивнул:– Может, это твои макаронники затеяли семейную свару?Краска бросилась Виазелли в лицо, но он не подал вида, что оскорблен.– Нет, – ответил он, – это кто-то со стороны. Кто это или что – не знаю. А ты?– Думаю, через пару дней буду знать.– Хорошо. Я тоже должен знать. Что касается Тони, можешь вернуть его.– Посмотрим.Кармине замолчал. Его молчание иногда было весомее слов. Фелтон понимал, что продолжать беседу опасно. Все, что нужно было Виазелли сейчас, это – толкнуть Фелтона на первый ход, и тогда ему конец. И совершенно ничего не значили для Виазелли размышления Фелтона о том, насколько Кармине ему обязан и насколько Фелтон ему необходим.Точно так все было и двадцать лет назад. Только тогда у Виазелли еще не было резиденции в отеле «Ройал Плаза». Глава двадцать шестая Разговор происходил в комнатушке позади бакалейной лавочки, кормившей семью Виазелли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53