По мне, Сталин, Гитлер и Мао Цзэдун ничем друг от друга не отличаются.– Вы изменились, Рикардо.– Очень на это надеюсь, мадам. Людям свойственно взрослеть, если только их не вдарит по башке какое-нибудь массовое движение или иная форма коллективного сумасшествия. Из ваших слов я заключаю, что вы меня знали и раньше?– Вы меня не помните? – впервые за все время в ее голосе появилось что-то человеческое.– Нет, не помню.– Вы не помните осаду Алькасара?– Это я помню.– Вы не помните сражение при Теруэле?– И это я помню.– И вы не помните меня?– Нет, не помню.– Мария Делубье.Бокал с вином вдребезги разбился о каменный пол террасы. Гернер побледнел.– Мария? – едва выговорил он. – Ты?– Да.– Милая, нежная Мария. Не может быть,Он еще раз посмотрел на суровое осунувшееся лицо с преждевременно состарившимися глазами, но и на этот раз не смог разглядеть в нем черты Марии, юной женщины, которая верила и любила, которая каждое утро радостно встречала солнце, и была готова так же радостно встретить открывающийся перед нею мир.– Да, это я, – сказала старуха.– Это невозможно, – не мог прийти в себя Гернер. – Неужели время так безжалостно, что уничтожает все, не оставив и следа?– Когда посвящаешь свою жизнь великому делу, все прочее уходит.– Нет. Только в том случае, когда посвящаешь свою жизнь такому делу, которое убивает в человеке все живое. – Рикардо де Эстрана-и-Монтальдо-и-Рис-Гернер мягко положил руку женщине на плечо, его пальцы наткнулись на острые кости под тонким слоем грубой ткани.– Пойдем, – сказал он. – Позавтракаем. И поговорим.– Ты сделаешь это для нас, Рикардо? Это очень важно.– Поговорим, Мария. Нам есть о чем поговорить.Мария неохотно согласилась, и за утренней трапезой, состоявшей из фруктов, вина и сыра, она отвечала на вопросы о том, куда она поехала, и что она делала после того, как та тюрьма рухнула, или после того, как эта революция победила, или после того, как агитация тут прошла успешно, а там – провалилась.И Гернер понял, куда исчезла Мария, оставив вместо себя эту сушеную старуху. Мария являла собой классический тип революционера, она была настолько увлечена идеями народных масс, силовых структур и политической борьбы, что забыла о людях. Люди стали для нее предметами. Со знаком плюс – коммунисты, со знаком минус – все остальные.И тогда ей становилось легко сваливать в одну кучу нацистов, монархистов, демократов, республиканцев, капиталистов. Все они были для нее на одно лицо. Они была «наши» и «не наши». Он также узнал, что она никогда не оставалась подолгу в тех странах, где ее революционная деятельность шла успешно и приносила плоды. Те, кто больше всех мечтает о земле обетованной, больше других боится пересечь ее пределы.Мария немного оттаяла, когда пригубила вино.– А как жил ты, Рикардито?– У меня есть мой виноград, мое поместье, моя земля.– Человек не может владеть землей.– Я владею этой землей точно так же, как любой человек чем-то владеет. Я изменил эту землю, и эти перемены – мои. Красоту земле дала природа. А все, что я могу к этому прибавить, легко обходится без помощи революционного комитета.– И ты забросил свое искусство?– Нет, я пользуюсь им, но совсем по-иному. Теперь я созидаю.– Когда ты с нами расстался, ты ведь работал и на других, так?– Да, время от времени.– Против революции?– Разумеется.– Как ты мог?– Мария, я сражался на стороне антифашистов по той же причине, по которой многие сражались на стороне фашистов – просто в то время это была единственная война.– Но ты ведь верил в наши идеалы, Я знаю, что ты верил.– Да, дорогая, я верил, потому что был молод. А потом я повзрослел.– Тогда я надеюсь, что никогда не стану взрослой.– Ты стала старой, а взрослой так и не была.– Это жестоко с твоей стороны. Впрочем, я должна была ожидать чего-то подобного от человека, который закопал свою жизнь в склон холма, вместо того, чтобы посвятить ее человечеству.Гернер откинул назад свою львиную гриву и расхохотался:– Надо же! Ну, это уж слишком. Ты просишь меня, чтобы я убил человека за семьдесят тысяч долларов, и называешь это служением человечеству.– Так оно и есть. Это контрреволюционная сила, и нам до сих пор не удается с ней справиться.– А тебе не показалось странным, что твои друзья подослали тебя именно ко мне?– У тебя есть репутация. Во всяком случае, была.– Но почему сейчас?Старая женщина взяла бокал своими шершавыми красными руками, согревая вино ладонями, как делала в те времена, когда она сама была юной, нежной и прекрасной, а вино – гораздо хуже.– Ладно, Рикардито. Мы обязательно примем во внимание твои соображения, поскольку ты единственный человек, способный соображать. И никто другой, а уж комитет в особенности, не сравнится с тобой в мудрости.– В вашей организации много людей, которые имеют богатый опыт в устранении других людей. Так?– Так.– Тогда почему сейчас, спустя более чем двадцать лет, вы прибегаете к услугам наемного убийцы? Твои шефы рассчитывают, что я не буду болтать, если меня схватят? Абсурд. Или они планируют убрать меня после исполнения задания? Зачем такие хлопоты? Они могут нанять кого-то другого за гораздо меньшую сумму. Кого-нибудь политически более благонадежного, кого не столь необходимо будет потом убивать. Так?– Так, – согласилась Мария, хлебнув еще вина и чувствуя, как тепло разливается по телу.– Понятно. Раз они выбрали меня, значит, у них нет никакой уверенности в том, что они обойдутся собственными силами. А откуда они могут это знать? Значит, они уже пытались это сделать, и у них ничего не вышло. Так?– Так.– Сколько раз они пытались?– Один.– И что из этого вышло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58