Некоторые комментаторы даже намекнули, что сам президент может стоять за таинственными убийствами, пытаясь таким способом полностью уничтожить МОЗСХО.— Эй, ребята, послушайте, — пояснял президент. — Я вовсе не против исследовательского центра МОЗСХО. И никогда не был против него, ведь это единственное подразделение во всей МОЗСХО, которое занято делом. Единственное, в чем я мог бы упрекнуть эту организацию так это в том, что у нее слишком мало лабораторий, где проводят важные исследования. Они ведь имеют представительские особняки в Париже, Лондоне, Риме и Гонконге — и при этом только один-единственный лабораторный центр. Четыре тысячи служащих, все весьма хорошо оплачиваемые — и меньше пятидесяти ученых. А ученым-то как раз платят не слишком хорошо.— Тогда почему вы решили разрушить лаборатории? — поинтересовался один ловкий телевизионщик.Он заслужил репутацию весьма прыткого журналиста, когда пробрался в парикмахерскую, чтобы обследовать обрезки волос президента и узнать, красит ли он волосы.Оказывается, президент еще был в состоянии усмехнуться.— Ну, если бы вы внимательно выслушали мои последние слова вместо того, чтобы выдумывать свой каверзный вопрос, вы бы поняли, что я — за, а не против существования этих лабораторий. Но я против коррупции. Против частного владения ракетным оружием и многочисленных представительств, кормящих бездельников, а также против того, чтобы мы оплачивали множество людей, которые только и делают, что подвергают нападкам нашу страну. Я имею в виду последнюю резолюцию МОЗСХО, где американский капитализм обвиняют в распространении большинства инфекционных заболеваний и, по каким-то неизвестным причинам, превозносят Организацию Освобождения Палестины за взрыв израильской больницы — своеобразный способ борьбы с болезнями. И правда. Неужели вы думаете, что таким образом действительно, можно бороться с инфекцией?— Господин президент, почему вы против борьбы с инфекциями? * * * Тело было страшно искалечено. Истерзано и разорвано в клочья, все кости переломаны.Кошка доктора Ревитса удовлетворенно мяукала около обогревателя, ее преданность явно зависела от очередной мисочки молока, зверек выказывал ровно столько сочувствия своему погибшему хозяину, сколько можно ожидать от дерева, прощающегося осенью с последним своим листком.Порой Римо задумывался, как выглядит жизнь с точки зрения кошки? Он хорошо понимал уклад их нервной системы и поразительное чувство равновесия, но иногда ему очень хотелось бы позаимствовать у них это невозмутимое равнодушие, особенно тогда, когда привязанность причиняла боль.— Мы его потеряли, — произнес Римо.— Мы? — переспросил Чиун. — Мы никого не потеряли.— Он мертв. Не знаю, как они добрались до него, но он мертв.— Многие люди умирают, — заявил Чиун, в высшей степени уверенный в сем непреложном факте человеческого существования.— Только не так и не тогда, когда мы заверили всех там, наверху, что будем его охранять, — ответил Римо.Его в равной мере озадачивало и то, как убийца проник в закрытое охраняемое помещение, и то, как было разодрано тело жертвы — вот так же озорной малыш раскидывает повсюду кашу из своей тарелки.Это могла бы сделать какая-то машина, но ничего подобного в комнате не обнаружено. Да и не стала бы машина играть доктором Ревитсом. Ни одно приспособление, достаточно крупное, чтобы сотворить такое, не могло бы проникнуть в лабораторию, а уж тем более тогда, когда у входа сторожил Чиун.Римо снова подошел к стенам, надавил, попробовал раскачать. Пощелкал по двум усиливающим засовам — убедился, что ни одна из панелей не была сдвинута с места.— Папочка, я в тупике, — сказал он наконец.— Мы не растеряны. Синанджу было славно за многие тысячелетия до того, как появилась твоя маленькая зеленая страна, и будет славно еще много тысячелетий. Здесь присутствует смерть. Мы сожалеем о случившемся и приносим свои соболезнования пострадавшим от несчастья, но мы также сочувствуем тем, кто гибнет от наводнения, молнии и голода. Что такое голод, мы хорошо знаем на примере деревни Синанджу, — сказал Чиун.В подобные моменты Чиун всегда вспоминал о подлинных причинах, заставивших людей из Синанджу стать наемными убийцами. Легенда гласит: в маленькой корейской деревушке царила такая бедность, что жители вынуждены были топить новорожденных в заливе, ибо не могли их прокормить. Насколько Римо понял, в последние три тысячи лет угроза голода исчезла. Но для Чиуна она все еще продолжала существовать, это была извечная, очень реальная и никогда не исчезающая тревога.— Это не был несчастный случай, — возразил Римо. — Нам поручили охранять этого парня, но что-то или кто-то все-таки до него добрался. Добрался, несмотря на мое присутствие.— Придержи язык. Я не желаю, чтобы ты повторял такое. Мы, Синанджу еще никогда не теряли ни одного человека. Да и как мы можем его потерять? Каким образом могли бы мы потерпеть такое поражение? Он ведь не император. Просто ученый, работавший над известными нам исследованиями, возможно, они его и убили. Но мы никого не упустили.— Он мертв. А именно нам было поручено охранять его жизнь.— Это тебе было велено охранять его жизнь, а ты даже кимоно никогда не надевал.— Мне неудобно в кимоно, — сказал Римо, который так и не смог привыкнуть к этой одежде из-за того, что она на нем вечно распахивалась. — У нас возникли сложности.— Да, — подтвердил Чиун, — а тебе известно, в чем они заключаются?— Мы кое-кого потеряли.— Нет, — важно ответил Чиун. — И даже если теперь весь мир скажет, что мы кого-то упустили, то через столетие или через два мир забудет об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72